Короткие рассказы для детей. Сухомлинский В. Проект «Сказки о главном» (по произведениям В. А. Сухомлинского) Сухомлинский василий александрович рассказы для детей

Главная / Автомобиль

Василий Сухомлинский

Пришла из школы маленькая Галинка. Открыла дверь, что-то хотела весело сказать маме. Но мама пригрозила Галинке пальцем и прошептала:

– Тихо, Галинка, бабушка отдыхает. Целую ночь не спала, болело сердце.

Галинка тихонько подошла к столу, положила портфель. Пообедала и села учить уроки. Читает книжку тихо, про себя, чтобы не разбудить бабушку.

Открылась дверь, пришла Оля, подружка Галинки. Она громко сказала:

– Галинка, слушай…

Галинка погрозила ей пальцем, как мама, и прошептала:

– Тихо, Оля, бабушка отдыхает. Целую ночь она не спала, болело сердце.

Сели девочки к столу и рассматривают рисунки.

А из закрытых бабушкиных глаз выкатились две слезинки.

Когда бабушка встала, Галинка спросила:

– Бабушка, почему вы во сне плакали?

Бабушка улыбнулась, приголубила Галинку. В ее глазах светилась радость.

Большая берёза

Н. М. Артюхова

Мама стояла на кухне с полотенцем на плече и вытирала последнюю чашку. Вдруг у окна показалось испуганное лицо Глеба.

Тётя Зина! Тётя Зина! - крикнул он. - Твой Алёшка сошёл с ума!

Зинаида Львовна! - заглянул в другое окно Володя. - Ваш Алёшка залез на большую берёзу!

Ведь он же может сорваться! - плачущим голосом продолжал Глеб. - И разобьётся...

Чашка выскользнула из маминых рук и со звоном упала на пол.

Вдребезги! - закончил Глеб, с ужасом глядя на белые черепки.

Мама выбежала на террасу, пошла к калитке:

Где он?

Да вот, на берёзе!

Мама посмотрела на белый ствол, на то место, где он разделялся надвое. Алёши не было.

Глупые шутки, ребята! - сказала она и пошла к дому.

Да нет же, мы же правду говорим! - закричал Глеб. - Он там, на самом верху! Там, где ветки!

Мама наконец поняла, где нужно искать. Она увидела Алёшу. Она смерила глазами расстояние от его ветки до земли, и лицо у неё стало почти такое же белое как этот ровный берёзовый ствол.

С ума сошёл! - повторил Глеб.

Молчи! - сказала мама тихо и очень строго. - Идите оба домой и сидите там.

Она подошла к дереву.

Ну как, Алёша, - сказала она, - хорошо у тебя?

Алёша был удивлён, что мама не сердится и говорит таким спокойным, ласковым голосом.

Здесь хорошо, - сказал он. - Только мне очень жарко, мамочка.

Это ничего, - сказала мама, - посиди, отдохни немного и начинай спускаться. Только не спеши. Потихонечку... Отдохнул? - спросила она через минуту.

Отдохнул.

Ну тогда спускайся.

Алёша, держась за ветку, искал, куда бы поставить ногу. В это время на тропинке показался незнакомый толстый дачник. Он услыхал голоса, посмотрел наверх и закричал испуганно и сердито:

Куда ты забрался, негодный мальчишка! Слезай сейчас же!

Алёша вздрогнул и, не рассчитав движения, поставил ногу на сухой сучок. Сучок хрустнул и прошелестел вниз, к маминым ногам.

Не так, - сказала мама. - Становись на следующую ветку.

Потом повернулась к дачнику:

Не беспокойтесь, пожалуйста, он очень хорошо умеет лазить по деревьям. Он у меня молодец!

Маленькая, лёгонькая фигурка Алёши медленно спускалась. Лезть наверх было легче. Алёша устал. Но внизу стояла мама, давала ему советы, говорила ласковые, ободряющие слова. Земля приближалась и сжималась. Вот уже не видно ни поля за оврагом, ни заводской трубы. Алёша добрался до развилки.

Передохни, - сказала мама. - Молодец! Ну, теперь ставь ногу на этот сучок... Нет, не туда, тот сухой, вот сюда, поправее... Так, так, не спеши.

Земля была совсем близко. Алёша повис на руках, вытянулся и спрыгнул на высокий пень, с которого начинал своё путешествие.

Толстый незнакомый дачник усмехнулся, покачал головой и сказал:

Ну-ну! Парашютистом будешь!

А мама обхватила тоненькие, коричневые от загара, исцарапанные ножки и крикнула:

Алёшка, обещай мне, что никогда, никогда больше не будешь лазить так высоко!

Она быстро пошла к дому. На террасе стояли Володя и Глеб. Мама пробежала мимо них, через огород, к оврагу. Села в траву и закрыла лицо платком. Алёша шёл за ней, смущённый и растерянный. Он сел рядом с ней на склоне оврага, взял её за руки, гладил по волосам и говорил:

Ну, мамочка, ну, успокойся... Я не буду так высоко! Ну, успокойся!

Он в первый раз видел, как плакала мама.

Ну-ка, взгляни, что за гость у нас! - громко позвал меня папа, когда я ещё копался с сандаликами в коридоре, придя с улицы.

Все добрые люди – одна семья

Василий Сухомлинский

Во втором классе был урок рисования. Дети рисовали ласточку.

Вдруг в дверь кто-то постучал. Учитель открыл дверь и увидел заплаканную женщину – мать маленькой белокосой, синеглазой Наташи.

– Прошу вас, – обратилась мать к учителю, – отпустить Наташу. Бабушка умерла.

Учитель подошел к столу и тихо сказал:

– Дети, пришло большое горе. У Наташи умерла бабушка. Наташа побледнела. Глаза ее наполнились слезами. Она склонилась на парту и тихо плакала.

– Иди, Наташа, домой. За тобой пришла мама.

– Пока девочка собралась, чтобы идти домой, учитель сказал:

– У нас тоже сегодня не будет уроков. Ведь в нашей семье – большое горе.

– Это же в Наташиной семье? – спросил Коля.

– Нет, в нашей человеческой семье, – объяснил учитель. – Все добрые люди – это одна семья. И если кто-то в нашей семье умер, мы осиротели.

Горбушка

Борис Алмазов

Гришка из нашей средней группы принес в детский сад пластмассовую трубочку. Сначала он в нее свистел, а потом стал из нее плеваться пластилиновыми шариками. Он плевался исподтишка, и наша воспитательница Инна Константиновна ничего не видела.

Я в тот день был дежурным в столовой. Инна Константиновна говорит, что это самый ответственный пост. Ответственнее всего суп разносить, потому что тарелку за края брать нельзя – можно пальцы обмакнуть, а на ладошках нести горячо! Но я весь суп хорошо разнес. Просто прекрасно! Даже на столы не пролил! Стал раскладывать хлеб на тарелки-хлебницы, тут все ребята пришли, и Гришка этот с трубочкой своей. Я понес поднос на кухню, а горбушку одну в руке нес – себе оставил, я горбушки очень люблю. Тут Гришка как дунет в меня! Пластилиновый шарик попал мне прямо в лоб и отскочил в мою тарелку с супом! Гришка как захохочет, и ребята тоже хихикать стали. Смеются надо мною, что мне шарик в лоб попал.

Мне так обидно стало: я старался, дежурил изо всех сил, а он мне в лоб, и все смеются. Я схватил свою горбушку да как запустил в Гришку. Я очень хорошо кидаюсь! Метко! Попал ему прямо по затылку. Он даже охнул – горбушка ого какая! Не какой-то там шарик пластилиновый. Горбушка от его стриженой головы отскочила и долго по полу через всю столовую катилась – вот как я сильно бросил!

Но в столовой сразу стало тихо, потому что Инна Константиновна покраснела и стала на меня смотреть! Она наклонилась, медленно подняла горбушку, сдула с нее пыль и положила на край стола.

– После тихого часа и полдника, – сказала она, – все пойдут гулять, а Сережа останется в игровой комнате и хорошенько обдумает свой поступок. Сережа ходит в детский сад один, но мне, я чувствую, нужно поговорить с его родителями. Сережа! Пусть завтра придут твои папа или мама!

Когда я пришел домой, папа уже вернулся с работы и читал газету, лежа на диване. Он у себя на заводе устает очень, один раз даже за обедом уснул.

– Ну, как дела? – спросил он.

– Нормально, – ответил я и поспешил поскорее в свой уголок к моим игрушкам пройти. Я думал, папа опять свою газету читать будет, но он ее свернул, с дивана поднялся и присел рядом со мной на корточки.

– Так ли уж все нормально?

– Да хорошо! Хорошо все! Замечательно… – и быстрее самосвал кубиками нагружаю, а они почему-то не нагружаются, так и прыгают из рук.

– Ну, если все замечательно, то почему некоторые в шапке в комнату входят и, явившись с улицы, рук не моют?

И действительно, я в шапке и руки вымыть позабыл!

– В общем, так! – сказал папа, когда я вернулся из ванной. – Давай рассказывай, что у тебя стряслось?

– А потому что Инна Константиновна,– говорю,– несправедливый человек! Не разберется, а наказывает! Мне же Гришка первый в лоб шариком запустил, а я его горбушкой потом… Он же первый, а она меня наказала!

– Какой горбушкой?

– Обыкновенной! От круглого хлеба. Гришка первый начал, а меня наказали! Разве это по-честному?

Папа ничего не ответил, только сел на диван, ссутулился, руки между колен свесил. У него такие руки большие и жилы, как веревки. Он очень расстроился.

– Как ты думаешь, – спросил папа, – за что тебя наказали?

– Чтобы не дрался! Но ведь Гришка первый начал!

– Так! – сказал папа. – Ну-ка, принеси мою папку. Она в столе лежит, в нижнем ящике.

Папа ее очень редко достает. Это большая кожаная папка. Там папины почетные грамоты, фотографии, как он во флоте служил. (Я тоже моряком буду, когда вырасту). Папа достал не фотографии своих товарищей-моряков, а конверт из пожелтевшей бумаги.

– Ты никогда не задумывался, почему у тебя нет ни бабушки, ни дедушки?

– Задумывался, – сказал я. – Это очень плохо. У некоторых ребят по два дедушки и по две бабушки, а у меня никого…

– А почему их нет? – спросил папа.

– Они погибли на войне.

– Да,– сказал папа. Он достал узенькую полоску бумаги. – «Извещение», – прочитал он, и я увидел, как у папы мелко и часто задрожал подбородок: – «Проявив мужество и героизм в составе морского десанта, пал смертью храбрых…» – это один твой дедушка. Мой отец. А вот это: «Скончался от ран и общего физического истощения…» – это второй твой дедушка, мамин папа.

– А бабушки! – закричал я, потому что мне их всех было очень жалко.

– Они умерли в блокаду. Ты же знаешь про блокаду. Фашисты окружили наш город, и Ленинград остался совсем без продовольствия.

– И без хлеба? – эти слова у меня получились шепотом.

– В день выдавали по сто двадцать пять граммов… Один кусочек, такой, который ты за обедом съедаешь…

– И все?

– И все… Да и хлеб-то этот был с мякиной да с хвоей… Блокадный, в общем, хлеб.

Папа достал из конверта фотографию. Там были сняты школьники. Все наголо стриженные и ужасно худые.

– Ну, – сказал папа, – найди меня.

Все ребята были похожи между собой, как братья. У них были усталые лица и печальные глаза.

– Вот, – папа показал на мальчика во втором ряду. – А вот твоя мама. Я ее вообще никогда бы не узнал. Я думал: это мальчик лет пяти.

– Это наш детский дом. Нас не успели вывезти, и мы всю блокаду были в Ленинграде. Иногда к нам приходили солдаты или моряки и приносили целый вещевой мешок хлеба. Мама наша была совсем маленькая и радовалась: «Хлебушко! Хлебушко!», а мы, ребята постарше, уже понимали, что бойцы отдали нам свой дневной паек и, значит, сидят там в окопах на морозе совсем голодные…

– Я обхватил папу руками и закричал:

– Папочка! Накажи меня как хочешь!

– Что ты! – папа поднял меня на руки. – Ты только пойми, сынок, хлеб – не просто еда… А ты его на пол…

– Я больше никогда не буду! – прошептал я.

– Я знаю, – сказал папа.

Мы стояли у окна. Наш большой Ленинград, засыпанный снегом, светился огнями и был таким красивым, будто скоро Новый год!

– Папа, ты завтра, когда в садик придешь, про хлеб расскажи. Всем ребятам расскажи, даже Гришке…

– Хорошо, – сказал папа, – приду и расскажу.

Именинный обед

Василий Сухомлинский

У Нины большая семья: мать, отец, два брата, две сестры, бабушка.

Нина самая маленькая: ей девять лет. Бабушка самая старшая; ей восемьдесят два года.

Когда семья обедает, у бабушки дрожит рука. Все к этому привыкли и стараются не замечать.

Если же кто-нибудь посмотрит на бабушкину руку и подумает: почему она дрожит? – рука ее дрожит еще сильнее. Несет ложку бабушка – ложка дрожит, капельки на стол капают.

Скоро день рождения Нины. Мать сказала, что на ее именины будет обед. Она с бабушкой испечет большой сладкий пирог. Пусть Нина пригласит своих подруг.

Пришли гости. Мама накрывает стол белой скатертью. Нина подумала: и бабушка за стол сядет, а у нее рука дрожит. Подруги смеяться будут, расскажут всем в школе.

Нина сказала тихонько маме:

– Мама, пусть бабушка сегодня за стол не садится…

– Почему? – удивилась мама.

– У нее рука дрожит… Капает на стол…

Мама побледнела. Не сказав ни слова, она сняла со стола белую скатерть и спрятала в шкаф.

Мама долго сидела молча, потом сказала:

– У нас сегодня бабушка больна. Именинного обеда не будет.

Поздравляю тебя, Нина, с днем рождения. Мое тебе пожелание: будь настоящим человеком.

Как Соловьиха поит своих деток

Василий Сухомлинский

У Соловьихи в гнезде трое птенцов. Целый день носит им Соловьиха еду – букашек, мушек, паучков. Наелись соловьята, спят. А ночью, уже перед рассветом, просят пить. Летит Соловьиха в рощу. На листочках – чистая, чистая роса. Находит Соловьиха самую чистую капельку росы, берет ее в клювик и летит к гнезду, несет своим деткам пить. Кладет капельку на листочек. Пьют соловьята воду. А в это время и солнце всходит. Снова летит Соловьиха за букашками.

Как родился Василько

Василий Сухомлинский

– Дети, сегодня день рождения вашего товарища – Василька. Сегодня тебе, Василько, исполняется восемь лет. Поздравляю тебя с днем рождения. Расскажу вам, дети, как родился Василько.

Василька еще не было на свете, отец его работал трактористом, а мама – в шелководческом звене.

Готовилась молодая жена тракториста стать матерью. С вечера собрался молодой муж отвезти завтра жену в родильный дом.

Ночью разыгралась метель, насыпало много снегу, дороги замело сугробами. Автомашина не могла ехать, а откладывать поездку никак нельзя было, чувствовала молодая женщина: скоро появится на свет дитя. Ушел муж за трактором, а в это время у жены начались страшные боли.

Приспособил муж к трактору большие сани, уложил на них жену, выехал из дому, а до родильного дома – семь километров. Метель не прекращается, степь покрылась белой пеленой, жена стонет, трактор еле пробирается по сугробам.

На полпути ехать дальше стало невозможно, трактор утонул в сугробах, мотор заглох. Подошел молодой муж к жене, поднял ее с саней, завернул в одеяло и понес на руках, с неимоверным трудом выбираясь из одного сугроба и погружаясь в другой.

Метель неистовствовала, снег слепил глаза, муж обливался потом, сердце у него вырывалось из груди; казалось, что вот еще один шаг – и больше не станет сил, но в то же время человеку было ясно, что если он остановится хоть на минуту – погибнет.

Через несколько десятков метров он на мгновение остановился, сбросил пальто, оставшись в телогрейке.

На руках стонала жена, в степи выл ветер, а муж в эти мгновения не думал ни о чем, кроме маленького живого существа, которое должно родиться и за которое он, молодой тракторист Степан, отвечает перед женой, перед своим отцом и матерью, перед дедушкой и бабушкой, перед всем родом человеческим, перед своей совестью.

Четыре страшных километра молодой отец шел несколько часов; в дверь родильного дома он постучал уже вечером; постучал, передал на руки санитаркам завернутую в одеяло жену и упал без сознания. Когда развернули одеяло, изумленные врачи не поверили своим глазам: рядом с женой лежал ребенок – живой, крепкий. Он только что родился, мать стала кормить сына здесь же, в коридоре, а врачи окружили кровать, в которой лежал отец.

Десять дней находился Степан между жизнью и смертью.

Врачи спасли ему жизнь.

Так родился Василько.

Кто кого ведет домой

Василий Сухомлинский

В детском саду есть два пятилетних мальчика – Василько и Толя. Их мамы работают на животноводческой ферме. В шесть часов вечера они заходят в детский сад за детьми.

Мама одевает Василька, берет его за руку, ведет за собой и говорит:

– Пойдем, Василько, домой.

А Толя одевается сам, берет маму за руку, ведет за собой и говорит:

– Пойдем, мама, домой. Дорогу засыпало снегом. Есть только узенькая тропинка в снегу. Мать Василько идет по снегу, а сын – тропинкой. Ведь она ведет Василько домой.

Толя идет по снегу, а мама – тропинкой. Ведь Толя ведет маму домой.

Прошло двенадцать лет. Стали Василько и Толя сильными, стройными, красивыми юношами.

Зимой, когда глубоким снегом замело дороги, тяжело заболела мама Василька.

В тот же день заболела и Толина мама.

Врач жил в соседнем селе, в пяти километрах.

Василько вышел на улицу, посмотрел на снег и сказал:

– Разве можно по такому снегу идти? – Постоял немного и возвратился в дом.

А Толя пошел по глубокому снегу в соседнее село и вернулся с врачом.

Самые ласковые руки

Василий Сухомлинский

Маленькая девочка приехала с мамой в большой город. Пошли они на базар. Мама вела дочку за руку. Девочка увидела что-то интересное, от радости захлопала в ладоши и потерялась в толпе. Потерялась и заплакала.

– Мама! Где моя мама?

Люди окружили девочку и спрашивают:

– Как тебя зовут, девочка?

– А как маму зовут? Скажи, мы ее сейчас же найдем.

– Маму зовут…. мама… мамочка…

Люди улыбнулись, успокоили девочку и снова спрашивают:

– Ну, скажи, какие у твоей мамы глаза: черные, голубые, синие, серые?

– Глаза у нее… самые добрые…

– А косы? Ну, волосы какие у мамы черные, русые?

– Волосы… самые красивые…

Опять улыбнулись люди. Спрашивают:

– Ну, скажи, какие у нее руки… Может быть, какая-нибудь родинка у нее на руке есть, вспомни.

– Руки у нее… самые ласковые.

И объявили по радио:

«Потерялась девочка. У ее мамы самые добрые глаза, самые красивые косы, самые ласковые в мире руки».

И мама сразу же нашлась.

Седьмая дочь

Василий Сухомлинский

Было у Матери семь дочерей. Поехала однажды Мать в гости к сыну, а сын жил далеко-далеко. Возвратилась Мать домой через месяц.

Когда она вошла в хату, дочки одна за другой стали говорить, как они соскучились по Матери.

– Я соскучилась по тебе, как маков цветок по солнечному лучу, – сказала первая дочь.

– Я ждала тебя, как сухая земля ждет каплю воды, – промолвила вторая дочь.

– Я плакала о тебе, как маленький птенец плачет о птичке… – ворковала третья дочь.

– Мне трудно было без тебя, как пчеле без цветка, – сказала четвертая дочь, ласкаясь к матери и заглядывая ей в глаза.

– Ты снилась мне, как розе снится капля росы, – щебетала пятая дочь.

– Я выглядывала тебя, как вишневый сад выглядывает соловья, – прошептала шестая дочь.

А седьмая дочь ничего не сказала, хотя сказать ей надо было очень много. Она сняла с ног Матушки обувь и принесла ей воды в большом тазике – помыть ноги.

Сказка о Гусыне

Василий Сухомлинский

В жаркий летний день вывела гусыня своих маленьких желтеньких гусят на прогулку. Она показывала деткам большой мир. Этот мир был зеленым и радостным – перед гусятами раскинулся огромный луг. Гусыня учила деток щипать нежные стебельки молодой травки. Стебельки были сладкие, солнышко теплое и ласковое, трава мягкая, мир зеленый и поющий многими голосами жучков, бабочек, мотыльков. Гусята были счастливые.

Вдруг появились темные тучи, на землю упали первые капли дождя. А потом посыпались крупные, как воробьиные яички, градинки. Гусята прибежали к маме, она подняла крылья и прикрыла ими своих детей. Под крыльями было тепло и уютно, гусята слышали, как будто бы откуда-то издалека доносится грохот грома, вой ветра и стук градинок. Им даже стало весело: за материнскими крыльями творится что-то страшное, а они в тепле и уюте.

Потом все утихло. Гусятам хотелось поскорее на зеленый луг, но мать не поднимала крылья. Гусята требовательно запищали: выпускай нас, мама.

Мать тихо подняла крылья. Гусята выбежали на траву. Они увидели, что у матери изранены крылья, вырваны многие перья. Мать тяжело дышала. Но мир вокруг был таким радостным, солнышко сияло так ярко и ласково, жучки, пчелы, шмели пели так красиво, что гусятам почему-то и в голову не пришло спросить: «Мама, что с тобой?» И когда один, самый маленький и слабенький гусенок подошел к маме и спросил: «Почему у тебя изранены крылья?» – она тихо ответила: «Все хорошо, мой сын ».

Желтенькие гусята рассыпались по траве, и мать была счастлива.

У каждого свое счастье

Тамара Ломбина

Федька давно мечтал о велосипеде. Он ему даже снился: красный, с блестящим рулем и звонком. Едешь, а счетчик – щелк, щелк! – считает, сколько ты километров накрутил.

А вчера он просто глазам не поверил: сыну фермера Авдеева Ваське купили велосипед. Именно такой, о котором Федька мечтал! Уж был бы хоть другого цвета, что ли…

Федька вроде никогда не был завистливым, а тут даже в подушку поплакал, так было жаль своей мечты. К маме приставать с расспросами, мол, когда ему тоже купят велик, не стал – знает, что нет денег у родителей.

Вот и сейчас мимо его двора промчался Васька… Федька поливал лунки с огурцами и тихонько глотал слезы.

Как всегда вовремя, во двор с шумом, смехом и таким родным покашливанием ворвался дядька Иван. Непутевый, так звали его родственники. Он закончил какой-то очень умный институт и приехал в родное село. Здесь для его головы работы нет и не будет, да дядька и не хотел другой работы, он устроился пасти коней у Авдеевых.

Удивительно, как ему удается всегда понять, что у Федьки неприятности.

– Федул, что губы надул, – хитро глядя ему в глаза, спросил дядя, – кафтан прожег?

Но тут мимо двора, звоня как сумасшедший, промчался Васька. Дядя Иван понимающе посмотрел на Федьку.

– А пойдем сегодня со мной в ночное? – неожиданно предложил он.

– Можно? А мама пустит?

– Да уж вдвоем уговорим, – заверил неунывающий дядька.

Какой все-таки замечательный этот дядька Иван!

Вечером он приехал на белом Орлике, а рядом с Орликом бежал Огнивко – молодой рыжий конь с тонкими ногами, с огненной гривой, огромными и хитрыми глазами. Федька сам не помнит, как сел на Огнивка. Под завистливые взгляды мальчишек они проехали все село, а потом катались по лугу сквозь облака. Да-да, дядя Иван сказал, что в их Серебряный Лог на ночь спускаются, чтобы переспать до утра, облака. Это так здорово – ехать сквозь облако, полностью отдавшись чутью Огнивка. А потом прямо на конях они въехали в теплую, как парное молоко, реку. Огнивко оказался таким смышленым, они так здорово с ним играли в воде! Федька прятался за других коней, а он находил его и мягкими губами умудрялся схватить за ухо…

Уже обессилев, Федька выбрался на берег. Огнивко с жеребятами еще бегал, играл, а потом пришел и лег рядом с Федькой. Дядя Иван сварил уху. Когда только он все успевает. Вот когда он успел поймать рыбу?

Федька лег на спину и… зажмурился – небо во все звезды смотрело на него. От костра вкусно пахло дымом, ухой, а от Огнивка, от его дыхания было так спокойно. Приятно было чувствовать такой живой запах молодого полужеребенка, полуконя. Сверчки пели какую-то нескончаемую песню счастья.

Федька даже засмеялся: таким ненужным и уродливым показался теперь здесь, рядом со звездами, вымечтанный велосипед. Федька обнял Огнивка и почувствовал, что его душа взлетела высоко-высоко, к звездам. Он впервые понял, что такое счастье.

Юрко – тимуровец

Василий Сухомлинский

Третьеклассник Юрко стал тимуровцем. Даже командиром маленького тимуровского отряда. В его отряде – девять мальчиков. Они помогают двум бабушкам, которые живут на околице села. Посадили возле их хат яблоньки и розы, поливают. Приносят воду, ходят за хлебом в магазин.

Сегодня дождливый осенний день. Юрко с мальчиками ходили колоть дрова бабушке. Пришел домой усталый, сердитый.

Снял ботинки, повесил пальто. И ботинки, и пальто в грязи.

Сел Юрко за стол. Мама подает ему обед, а бабушка моет ботинки и чистит пальто.

Я больше не буду

Василий Сухомлинский

Весной пятиклассники помогали колхозникам сажать арбузы и дыни. Руководили работой два старика – дед Дмитрий и дед Дементий. Оба они были седыми, у обоих лица покрыты морщинами. Они казались детям ровесниками. Никто из детей не знал, что дед Дементий – отец деда Дмитрия, одному из них девяносто лет, а другому – за семьдесят.

И вот деду Дементию показалось, что сын его неправильно подготовил семена арбузов к посадке. Удивленные дети услышали, как дед Дементий стал поучать деда Дмитрия:

– Какой же ты нерасторопный, сынок, какой несообразительный… Век учу тебя и не могу научить. Семена арбузов надо выдержать в тепле, а ты что сделал? Они же озябли… Неделю будут сидеть в земле неподвижно…

Дед Дмитрий стоял перед дедом Дементием, как семилетний мальчик: ровно, переминаясь с ноги на ногу, наклонив голову… и с уважением шептал:

– Тату, больше этого не будет, извините, тату…

Дети задумались. Каждый из них вспомнил своего отца.

Если спросить родителей, какими бы они хотели видеть своих детей, абсолютное большинство ответит – добрыми. Воспитанию помогает чтение добрых книжек.

Читающие дошколята и первоклассники могут прочитать самостоятельно. Но в любом случае советуем обсудить с ребёнком содержание рассказов, чтобы убедиться, что мысли автора поняты адекватно.

Представляем подборку коротких рассказов для детей Василия Сухомлинского. Он известен, как учитель. Но Василий Александрович кроме научных трудов писал рассказы для детей. Эти маленькие рассказы повествуют о лучших человеческих качествах: доброте, справедливости, благодарности.

Короткие рассказы для детей В. Сухомлинского

Красивые слова и красивые дела

Среди поля стоит маленькая хатка. Её построили для того, чтобы в ненастье люди могли спрятаться и пересидеть в тепле.

Однажды среди летнего дня небо обложили тучи, пошел дождь. В лесу в это время были трое мальчиков. Они вовремя спрятались от дождя и смотрели, как с неба льют потоки воды.

Вдруг они увидели: к хатке бежит мальчик лет десяти. Они не знали его, мальчик был из соседнего села. Он промок до нитки и дрожал от холода.

И вот самый старший из тех, кто убежал от дождя и сидел в сухой одежде, сказал:

– Как это плохо, что ты, мальчик, попал под дождь. Мне жаль тебя…

Второй мальчик тоже произнес красивые и жалостливые слова.

– Наверно, страшно очутиться в такую погоду среди поля. Я сочувствую тебе, мальчик…

А третий не сказал ни слова. Он молча снял свою рубашку и отдал дрожащему от холода мальчику.

Красивы не красивые слова. Красивы красивые дела.

Неблагодарность

Пригласил дед Андрей в гости внука Матвея. Поставил дед перед внуком большую миску с мёдом, белые калачи положил, приглашает:

– Ешь, Матвейка, мёд. Хочешь – ложкой ешь мёд с калачами, хочешь – калачи с мёдом.

Ел Матвей мёд с калачами, потом – калачи с мёдом. Наелся так, что дышать трудно стало. Вытер пот, вздохнул и спрашивает:

– Скажите, пожалуйста, дед, какой это мёд – липовый или гречневый?

– А что? – удивился дед Андрей. – Гречневым мёдом угостил я тебя, внучек.

– Липовый мёд все-таки вкуснее, – сказал Матвей и зевнул: после обильной еды его клонило ко сну.

Боль сжала сердце деда Андрея. Он молчал. А внук продолжал спрашивать:

– А мука для калачей – из яровой или озимой пшеницы? Дед Андрей побледнел. Его сердце сжало невыносимой болью.

Стало тяжело дышать. Он закрыл глаза и застонал.

Скажи человеку «здравствуйте»

Лесной тропинкой идут отец и маленький сын. Вокруг тишина, только слышно, как где-то далеко стучит дятел и ручеёк журчит в лесной глуши.

Вдруг сын увидел: навстречу им идет бабушка с палочкой.

– Отец, куда идёт бабушка? – спросил сын.

– Увидеть, встретить или проводить, – ответил отец. – Когда встретимся с нею, мы скажем ей «здравствуйте», – сказал отец.

– Для чего же ей говорить это слово? – удивился сын. – Мы ведь совсем незнакомы.

– А вот встретимся, скажем ей «здравствуйте», тогда увидишь для чего.

Вот и бабушка.

– Здравствуйте, – сказал сын.

– Здравствуйте, – сказал отец.

– Здравствуйте, – сказала бабушка и улыбнулась.

И сын с удивлением увидел: всё вокруг изменилось. Солнце засияло ярче. По верхушкам деревьев пробежал легкий ветерок, листья заиграли, затрепетали. В кустах запели птицы – до этого их не было слышно.

На душе у мальчика стало радостно.

– Почему это так? – спросил сын.

– Потому что мы сказали человеку «здравствуйте», и он улыбнулся.

Для чего говорят «спасибо»?

По лесной дороге шли двое – дедушка и мальчик. Было жарко, захотелось им пить.

Путники подошли к ручью. Тихо журчала прохладная вода. Они наклонились, напились.

– Спасибо тебе, ручей, – сказал дедушка. Мальчик засмеялся.

– Вы зачем сказали ручью «спасибо»? – спросил он дедушку. – Ведь ручей не живой, не услышит ваших слов, не поймет вашей благодарности.

– Это так. Если бы напился волк, он бы «спасибо» не сказал. А мы не волки, мы – люди. Знаешь ли ты, для чего человек говорит «спасибо»?

Подумай, кому нужно это слово?

Мальчик задумался. Времени у него было много. Путь предстоял Долгий…

Трудно быть человеком

Дети возвращались из леса, где они провели целый день. Путь домой лежал через небольшой хуторок, что расположился в долине, за несколько километров от села. Уставшие дети едва дошли до хуторка. Они заглянули в крайнюю хату попросить воды.

Из хаты вышла женщина, за ней выбежал маленький мальчик. Женщина достала из колодца воду, поставила ведро на стол посреди двора, а сама пошла в хату. Дети напились воды, отдохнули на траве. Где и силы взялись!

Когда они отошли на километр от хуторка, Марийка вспомнила:

– А ведь мы не поблагодарили женщину за воду. – Её глаза стали тревожными.

Дети остановились. В самом деле, они забыли поблагодарить.

– Ну что же… – сказал Роман, – это небольшая беда. Женщина уже и забыла, наверное. Разве стоит возвращаться из-за такой мелочи?

– Стоит, – сказала Марийка. – Ну разве тебе не стыдно самому перед собой, Роман?

Роман усмехнулся. Видно, что ему не было стыдно.

– Вы как хотите, – сказала Марийка, – а я вернусь и поблагодарю женщину…

– Почему? Ну, скажи, почему это нужно обязательно сделать? – спросил Роман… – Ведь мы так устали…

– Потому что мы люди…

Она повернулась и пошла к хуторку. За ней пошли все. Роман постоял с минутку на дороге и, вздохнув, пошел вместе со всеми.

– Трудно быть человеком… – подумал он.

Как Андрейка перевёз Нину

Андрейка и Нина возвращались из школы. На их пути был овражек. Пригрело солнце, растаял снег, и в овраге побежала вода.

Шумит в овражке бурливый ручеёк. Стоят перед ручейком Андрейка и Нина.

Андрейка быстро перешёл через ручеек и стал на противоположном берегу. Посмотрел мальчик на Нину, и ему стало стыдно. Ведь он в сапожках, а Нина – в туфлях. Как же она перейдёт?

«Ой, как нехорошо я сделал, – подумал Андрейка. – Почему я сразу не увидел, что Нина в туфлях?»

Мальчик вернулся назад, подошел к Нине и говорит:

– Это я хотел узнать, глубоко ли. Ведь переправляться будем вдвоём.

– Как? – удивилась Нина. – Ведь я в туфлях.

– Садись мне на спину, – сказал Андрейка. Нина села Андрейке на спину, и мальчик перевез её.

Не поте́рял, а нашёл

Когда сыну исполнилось десять лет, отец дал ему новую лопату и сказал:
– Иди, сынок, в поле, отмерь участок сто шагов вдоль и сто поперёк и вскопай его.
Пошёл сын в поле, отмерил участок и стал копать. Только делать это он совсем не уме́л. Трудно было вначале, пока научился копать и к лопате приспособился.
К концу́ работа пошла лучше, веселее. Вот почти и делу конец. Воткнул сын лопату в землю, а лопата и сломалась.
Вернулся сын домой, а на душе грустно: что скажет отец за сломанную лопату?
– Простите меня, отец, – сказал сын. – Я вскопал почти весь участок, но сломал лопату.
– А копать ты научился?
– Научился.
– А трудно ли было тебе копать в конце или легко?
– В конце мне было легче, чем в начале.
– Значит, ты не потерял, а нашёл.
– Что же я нашёл, отец?
– Умение трудиться. Это самая дорогая находка.

Маленький Петрик шёл по тропинке через сад. Видит - бежит навстречу чёрная лохматая собака. Петрик испугался, хотел убежать. Но вдруг к его ногам прижался маленький котёнок. Он убежал от собаки и просил Петрика: защити меня, мальчик, от этого страшного зверя.

Стоит Петрик, смотрит на котёнка, а тот поднял к мальчику голову и жалобно мяукает. Петрику стало стыдно перед котёнком. Он взял его на руки и пошёл навстречу собаке. Собака остановилась, испуганно посмотрела на мальчика и спряталась в кустах.

Пошёл как-то раз маленький Федя с матерью на поле картошку копать.
- Восемь лет тебе, - говорит мать, - работать пора по-настоящему. Выкапывает мать куст, а Федя выбирает из ямки картошку и в ведро бросает.
Не хочется Феде работать. Собирает картошку, что сверху, а в земле не хочет копаться. Оставил картошку под одним кустом, под другим. Мать заметила такую работу да и говорит:
- Разве тебе не стыдно? Человек же смотрит и всё видит!

Огляделся Федя вокруг и удивляется:
- Где же этот Человек? Что он видит?
- В тебе, Федя, Человек. Всё он видит. Всё замечает, и только ты не всегда прислушиваешься к тому, что он тебе говорит. Вот прислушивайся к его голосу, он тебе и скажет, как ты работаешь.
- А где же он во мне – Человек? – удивляется Федя.
- В голове твоей, в груди в сердце, - подсказывает мать.
Перешёл Федя к другому кусту, пособирал картошку, что сверху лежала. Хотел было уже оставить его, как вдруг будто и в самом деле кто-то укоряет: что ж ты, Федя, делаешь? Покопайся, там ещё есть картошка в земле. Удивился Федя, оглянулся. Никого нет, а будто кто-то смотрит на его работу и стыдит.
«И в самом деле, всё-таки Человек видит мою работу», - подумал Федя, вздохнул, разгрёб землю возле выкопанного куста и нашёл ещё несколько картошек.
Легче стало на душе Феде. Даже песенку весёлую запел.
Работает он час, работает другой и всё больше удивляется. Чуть подумает: «Зачем так глубоко копать, наверное, уже нет картошки», а тут кто-то и подслушивает его мысль. И стыдно становится Феде. Но и радостно, ой, как радостно. «Хороший это друг – Человек», - думает Федя.

Ленивая подушка

Маленькой Иринке нужно рано вставать, в детский сад идти – а не хочется, ой как не хочется.
Вечером спрашивает Иринка:
- Дедушка, почему утром вставать не хочется? Научи меня так спать, чтобы хотелось вставать и идти в садик.
- Это подушка у тебя ленивая, - говорит дедушка.
- А что же ей сделать, чтобы не была такая ленивая?
- Знаю я тайну, - шепчет дедушка. – Вот именно тогда, как вставать не хочется, возьми подушку, вынеси на свежий воздух и хорошо выбей её кулачками – она и не будет ленивая.
- В самом деле? – обрадовалась Иринка. – Я завтра так и сделаю
Ещё ни свет, ни заря, а надо собираться в сад. Не хочется вставать Иринке, но ведь нужно наконец подушку проучить, лень из неё повыбивать.
Схватилась Иринка, скорей оделась, взяла подушку, вынесла во двор, положила на лавку, - и кулачками её, кулачками.
Возвратилась домой, положила подушку на кровать и давай умываться.
Кошка внизу мяукает, за стеной ветер гудит, дедушка в усы усмехается.

Простите, дети, я опоздал

Было холодное утро. Срывались снежинки. С севера веял холодный ветер.
Мы пришли к школе на рассвете. В классе было тепло. Мы разулись и грели ноги у печки.
Зазвенел звонок. Мы сели на места. Прошла минута, другая. Учителя не было. Мы послали Нину – она в классе старостой: пойди в учительскую, узнай, почему нет учителя.
Через минуту Нина возвратилась и сказала:
- Иван Петрович заболел. Директор сказал, чтобы мы шли домой.
- Ура! – закричали мы все, невыразимо радуясь. – Ура!.. Уроков не будет!.. Учитель заболел.
Вдруг открылась дверь, и в класс вошёл Иван Петрович. Запорошенный снегом, утомлённый. Мы замерли от неожиданности. Сели, наклонив голову.
Иван Петрович подошёл к столу.
- Простите, дети, - тихо сказал он. – Заболел я немного, но всё же решил идти в школу. Опоздал немного…
Он разделся тут же, в классе. Сел за стол, посмотрел на нас.
А нам стыдно было поднять глаза…

Отец и Cын

Жили на свете мать, отец и сын. Сыну ещё и года не было, когда отец оставил его мать. Оставил и ушёл тайком, не сказав, куда он идёт и почему.

Остались мать с сыном одни. Нелегко было матери. Рано утром она относила сына в детские ясли, а сама шла на работу.

Сын вырастал. Мать уже не относила, а отводила его не в ясли, в детский сад. Сын узнал, что у других детей есть не только мать, но и отец. Это открытие поразило детскую душу. Маленький сын спросил у матери:

— Почему у других детей есть отцы, а у нас нет? Ребята говорят, что без отца нельзя появиться на свет... Правда ли это?

— Да, без отца нельзя появиться на свет.

— Значит, у нас был отец?

— Да, у нас был отец. Он ушёл от нас...

— Почему ушёл?

— Он не любит нас, потому и ушёл...

— А что значит — не любит? — спрашивал сын. Мать объясняла это как могла; трёхлетнему мальчику не всё было понятно, и мать говорила:

— Подрастёшь немножко — поймёшь... Прошёл ещё год, второй. Пятилетний сын спрашивает у матери:

— Мама, а себя наш отец любил?

— Себя он любил ещё меньше, чем нас. Себя он не только не любил, но и не уважал...

— А что значит — уважать себя?

Мать пыталась объяснить, но пятилетний мальчик ещё не мог понять столь сложных вещей.

Прошёл год, два года прошло. Семилетний сын спрашивает у матери:

— Мама, что же это значит — уважать себя?

— Это значит оставить себя на земле в своих детях. Кто не хочет оставить себя в своих детях — тот не хочет быть человеком.

— Но разве он, отец, не понимал этого? — спрашивал изумлённый сын.

— Он поймёт это только в старости.

Когда сыну исполнилось 7 лет, мать вышла замуж. Оставшись наедине с сыном, мать сказала ему:

— Этот человек любит меня, и я его люблю. Если он полюбит тебя и ты полюбишь его, может быть, ты станешь его сыном, а он — твоим отцом. А пока не называй его ни отцом, ни дядей — нехорошо. Обращайся к нему просто “вы”.

Второй муж матери был добрым, сердечным человеком. Но мальчик не открывался перед ним, потому что не верил ему. “Если человек, без которого я не мог бы родиться, не стал моим отцом, то разве может стать отцом чужой человек?” — думал мальчик, и от этих мыслей ему было тяжело.

Сын заболел. Дни и ночи он лежал в забытьи, и лишь изредка к нему возвращалось сознание. Однажды ночью он почувствовал себя лучше, открыл глаза и увидел перед собой отчима. Мужчина держал в руке его слабенькую ручку и плакал... Мальчик закрыл глаза, ему хотелось, чтобы эти мгновения продолжались вечно. Пришла минута, вторая, третья. Сердце мальчика трепетало от счвстья: мужчина ласкает его руку. Он чувствовал: мужчине хочется, чтобы он выздоровел. Мальчик не мог больше лежать с закрытыми глазами, он открыл глаза, улыбнулся и сказал:

— Я буду называть вас Отцом, хорошо?

Прошло несколько лет, и на счастливую семью обрушилось страшное горе: неизлечимый недуг приковал мать к постели. Десять лет она болела, и все эти годы о ней заботились муж и сын. Когда сыну исполнилось 23 года, мать умерла. Сын женился. У него самого уже родился сын. Отчим стал старым, слабым человеком. Сын горячо и преданно любил его. Без него никогда в семье начинался обед, без его совета не решалось ни одно дело.

И вот однажды, когда семья ужинала, в хату кто-то постучался. Вошёл старик.

— Узнаёшь меня?

— Нет, не узнаю.

— Я твой отец.

Сын вспомнил всё. Он ответил:

— Вот мой Отец... А вы для меня просто старик.

— Но ты мой кровный сын, — взмолился старик. — Приюти меня.

— Хорошо, живите у нас, — сказал сын. — Но я не могу ни любить, ни уважать вас, ни отцом называть.

Так и живут они в большом доме, среди яблонь и вишен. В теплые летние дни семья садится за стол в саду. Слышится оживлённый разговор, смех. А старик сидит в своей комнате у окна и, склонив седую голову, плачет.

Мамина коса самая красивая

Каждый вечер семилетний Тарасик встречал отца, возвратившегося с работы. Это были радостные минуты: папа открывал дверь, Тарасик бежал ему навстречу, папа брал сына на руки. Мать улыбалась, готовя ужин.

Однажды Тарасик, придя из школы, увидел: мама сидит у окна задумчивая, грустная.

— Почему вы грустите, мама? — спросил встревоженный Тарасик.

— Папа больше не придёт к нам.

— Как — не придёт? — удивился ребёнок. — А куда же он пойдёт?

В сознании ребёнка не укладывалось, что значит отцу не прийти домой...

Мама сказала:

— Он больше не будет жить с нами. Ну... он сегодня пришёл и забрал свои вещи. Он пошёл к другой женщине...

— Почему? — вскрикнул Тарасик. — Почему он пошёл к другой женщине?

Мать была в смятении. Она лихорадочно искала, что сказать сыну. И сказала, что пришло в голову:

— Потому что у меня коса седая... А у этой женщины коса не седая...

Тарасик заплакал, обнял маму, гладил маленькой ручкой чёрную материнскую косу, в которой блестели седые волосинки. Потом он тихо сказал:

— Но ведь это же ваша коса, мама... ваша коса самая красивая... Неужели папа этого не понимает?

— Не понимает, сынок...

Дальше произошло то, о чём и не думала мать, сказав слова о своей седой косе. Мальчик узнал, где живёт женщина, к которой ушёл его отец. Он пошёл к этой женщине. Женщина была дома. Мальчик подошёл к ней, внимательно посмотрел на её причёску и сказал: “У мамы коса самая красивая... а у вас — разве это коса?”

Потом Тарасик пошёл к отцу, работавшему в мастерской автогаража. Он попросил отца выйти на улицу. Сын сказал отцу слова, которые заставляют сжаться от боли и возмущения каждое честное отцовское и материнское сердце:

— Тату, ну почему вы ушли от матери? У неё такая красивая коса... Мама самая добрая... самая ласковая. Теперь нам так трудно... Папа, ну возвратитесь же к маме.

Отец стоял перед сыном, склонив голову... Вечером он возвратился к жене и просил прощения у неё и у сына.

Начальник автоколонны

В одном большом надднепрянском селе умерла 92-летняя женщина — мать четырёх сыновей, бабушка одиннадцати внуков, прабабушка двадцати двух правнуков. Трудной была её жизнь. В шести могилах — и в Восточной Пруссии, и в мазурских болотах, и в Карпатах, и под Берлином — её кровь, на шести солдатских памятниках — её фамилия, в каждой букве — её бессонные ночи, радости и надежды.

Самый младший, 50-летний сын пошёл со своим горем и заботами к людям: помогите проводить мать в последний путь. На лесоскладе не нашлось готовых досок для гроба, но нашлись добрые люди: сняли шапки, постояли минуту в молчании, распилили большой сосновый ствол. Бери, сын, строй последний дом матери. Доски надо перевезти. Нет машины, все на работе. Нашёлся и здесь добрый человек. Остановил сын первую встречную машину, поделился горем. Водитель отложил на полчаса свою поездку, нагрузили доски, выехали со двора лесосклада. И здесь произошло странное и дикое. Начальник автоколонны, увидев свою автомашину с досками, увидев водителя, помогавшего за воротами привязывать доски верёвкой, закричал:

— Это что такое? Почему ты не едешь по своему делу?

Водитель и сын умершей сказали начальнику: не кричите, опомнитесь — умер человек. Не опомнился, не извинился. Ещё больше рассвирепел, затопал ногами, замахал кулаком перед глазами побледневшего водителя, полез на кузов автомашины, сбросил доски... Поехал водитель, а сын стоял возле досок и плакал. За слезами не заметил, как подъехал к нему на подводе незнакомый человек — возвращался с маслозавода, услышал ругань, остановился, понял всё... Сложил доски на воз, прикоснулся к плечу убитого горем и оскорбленного сына, тихо спросил: “Куда везти?”

Я с малых лет знаю этого начальника автоколонны. Был Иванко таким же мальчишкой, как и тысячи других, ходил в школу, любил после летнего дождя побродить босиком в лужах, лазил через забор в сад к соседям — украдкой сорванное яблоко казалось вкуснее яблок в своём саду.

Но было и другое. Были вещи, о которых соседи говорили с возмущением. Вместе с родителями Иванка жила бабушка — мать отца. Невзлюбила её почему-то невестка. Поселилась старушка в чуланчике, сама себе варила пищу. Часто слышал мальчик от матери: бабушка злая, нехорошая... Как-то на праздник приготовила мать холодное. “Отнеси, сынок, и бабушке, — сказала она мальчику, — вон ту маленькую мисочку, в которую мы косточки обчищали...” Посылает мать за хворостом для печи: “Набери, Иванко, сухого хвороста, а мокрый бабушке пусть останется, она не любит, чтобы в хате было жарко”.

Так понял ребенок, что бабушку считают человеком каким-то отверженным...

Летом бабушка просит Иванка: пойди, внучек, на луг, сорви мне щавеля на борщ... Не хочется мальчику идти на луг, бежит он в огород, рвёт свекловичную ботву, приносит бабушке. Она плохо видит, крошит ботву, варит борщ. А Иванко рассказывает товарищам, как он бабушку обманул.

Слушают хлопцы рассказ Иванка и удивляются: что сказали бы им отцы и матери, если бы сделали они вот такое. Рассказывают об этом дома, идёт по селу слух о злой невестке и недобром внуке...

Прошли годы. Вырос Иванко, пошёл в армию. Такова уж, наверно, судьба: целым и невредимым прошёл через всё военное лихолетье. Но не возвратился в родительский дом. Недалеко от села начала строиться большая электростанция. Устроился Иванко в какой-то конторе — всё время ездил, возил строительные материалы. Быстро пошёл вверх — стал диспетчером, потом начальником автоколонны. Понравился кое-кому: с по¬луслова угадывает желания начальства, всё из-под земли достаёт.

Умер отец, умерла бабушка, осталась старая мать. Поселил её сын в маленьком чуланчике в своём большом каменном доме, поставил печку: готовь, мать, себе пищу, живи себе тихонько, не мешай.

Наверное, в эти минуты вспоминает мать о своих наказах Иванку, когда она посылала бабушке холодное... Может быть, вспоминает и о той народной мудрости, которая учит: о душе человеческой заботься тогда, когда ребёнок лежит не вдоль, а поперёк кроватки.

Человек без имени

Это было в начале войны. Кровавый смерч горячим дыханием опалил Украину, с Запада наползла фашистская орда, наши войска отступали за Днепр. В тихое августовское утро на главную улицу села, где жил этот человек, приехала колонна вражеских мотоциклистов. Люди попрятались в хаты. Притихшие дети боязливо выглядывали из окон.

И вдруг люди увидели невероятное: из хаты вышел этот человек — в вышитой сорочке, в начищенных до блеска сапогах, с хлебом-солью на вышитом рушнике. Заискивающе улыбаясь фашистам, поднес им хлеб-соль, поклонился. Маленький рыжий ефрейтор милостиво принял хлеб-соль, похлопал изменника по плечу, угостил сигаретой, а потом вынул из кармана пачку сигарет, подержал её в руке, подумал, раскрыл, отсчитал половину сигарет и подал...

Всё это видели в окна дети, обо всём этом они сказали матерям. Через несколько минут о позорном гостеприимстве своего земляка узнало всё село. Закипела в сердцах лютая ненависть, сжались кулаки. Потом стали думать люди: кто он, этот человек, что привело его на страшный путь предательства? Вспоминали родословную от деда-прадеда, мысленно оглядывали детство. Как же так, ведь он — двадцатилетний юноша, кажется, и в комсомоле состоит. Но постойте, как же его зовут? Фамилию знали, фамилию-то человек имеет родительскую, а имени никто не знал. Хорошо знали его мать — колхозницу Ярину. И человека этого с детства так и называли: Яринин сын. Стали думать: что же привело парня к предательству? Но о Яринином сыне никто ничего определённого сказать не мог. Соседи называли его маменькиным сынком. Один сын у отца и матери, он спал до обеда, а возле кровати на столе стояла уже заботливо приготовленная матерью крынка с молоком, белый калач, сметана... Люди с малых лет приучали детей к труду, будили их на рассвете, посылали в поле на работу, а Ярина оберегала своё золотко (так она называла его: моё золотко, мой единственный-ненаглядный) от труда и забот.

Вспоминали и такое. Когда сыну Ярины было лет двенадцать, в селе произошло несчастье: сгорело десять хат, десять семей остались без крова. Соседи приютили погорельцев, поделили с ними своё жильё. Приютила одну семью и Ярина, пришлось потесниться и ей и сыну. Но вдруг закапризничал сын: “Не хочу, чтобы вместе с нами соседи жили”. Ушёл однажды вечером под скирду соломы, матери сказал: “Буду спать здесь, домой не пойду. Пусть соседи выберутся сарай, тогда вернусь”. Уступила мать капризу. Переселились соседи в сарай.

В школе проучился сынок до шестого класса, потом учение стало в тягость ему, и мать решила: пусть дытына не томится за книгой, самое главное — здоровье. До восемнадцати лет болтался сынок без дела, уже стал и на вечорницы ходить, и к девушкам потянуло... Вспомнили, как за два до войны пришла к Ярине мать одной девушки-красавицы, пришла со слезами: какой разговор у них был, никто в точности не знал, известно стало в селе только то, что черноглазая красавица перестала выходить на улицу, потом долго лежала в больнице, пропала девичья краса, потухли огоньки в чёрных глазах. Узнали соседи, что отправила Ярина “золотко” куда-то на дальний хутор, к дяде-пасечнику, ходили слухи: живёт Яринин сын среди степного раздолья, ест белые калачи с мёдом... Заболела однажды Ярина, попросила, чтобы сын приехал, помог по хозяйству. Приехал сын, побыл дома три дня, тяжёлой показалась ему работа: воду носи, дрова руби, сено коси — и снова ушёл на хутор.

Как и когда появился в селе Яринин сын в ту тяжелую годину — никто не мог сказать. Сидели в сумерках старики и женщины под ветвистыми вишнями, говорили обо всём этом, и не давала покоя мысль: в кого он уродился? Прошло три дня после того, как село заняли фашисты, а Яринин сын уже ходил по улице с полицейской повязкой на рукаве.

Думаем-гадаем, а легче от этого не станет, — сказал 70-летний дед Юхим. — Откуда падлюка такая взялась? От пустой души. Нет у этого человека ничего святого за душой. Не истекла душа болью ни за мать, ни за землю родную. Не содрогнулось сердце от тревоги за землю дедов и прадедов своих. Не оставили руки корня в родной земле, ничего не создали для людей, не оросил пот ниву, нет мозолей от труда нелегкого и сладкого, и вырос чертополох.

Страшные дни наступили для матери. Видела она, что люди презирают её выродка, презирают и её. Пыталась увещевать сына, напоминала о возвращении Советской власти и о расплате, но сын стал угрожать: ты знаешь, что бывает с теми, кто не согласен с новым порядком. “Не сын ты мне больше”, — сказала мать, оставила хату, ушла к сестре.

Окончились страшные дни оккупации, на рассвете ноябрьского дня принесли на острых штыках зарю свободы советские солдаты. Жаркие бои обошли село строной, не успел Яринин сын убежать со своими хозяевами. А народная месть в радостные дни освобождения почему-то не коснулась фашистского холуя и преступника — не успели расправиться с ним односельчане, а дотошные юристы стали проверять каждый факт, не доверяя слухам. Кто видел, как Яринин сын участвовал в казни партизана? Кто видел, как он расстреливал советских людей? Кто может доказать, что именно он отправлял на каторгу в Германию черноглазую красавицу? Всё это нелегко было доказать, хотя все знали, все были убеждены, что эти преступления совершил он. Долго шло следствие, взвесили, наконец, что было доказанным, судили Ярининого сына, приговорили к семи годам тюрьмы.

Прошло семь лет. Возвратился сын из тюрьмы, застал мать умирающей. Попросила Ярина прийти к своему смертному одру всех родственников и самых уважаемых в селе стариков. Не разрешила сыну приблизиться к постели, сказала перед смертью: “Проклинаю тебя, не сын ты мне. Многое передумала я за эти годы. Тяжело мне будет в могиле: стопудовым камнем ляжет на грудь твоё преступление. Люди, дорогие мои земляки, слушайте меня, запомните мои слова, передайте детям и внукам своим. Не кладите на мою грудь этого тяжёлого камня. Не считайте этого человека моим сыном. Не мать я ему. Пусть будет проклят тот день, когда глаза его увидели солнце”.

Сын стоял среди хаты угрюмый и невозмутимый, казалось, ему всё равно, что говорит мать. Люди затаили дыхание, ожидали: может быть, скажет он хоть слово, попросит у матери прощения. Но сын молчал. И тогда дед Юхим сказал за всех: “Будет так, как ты просишь, Ярино. Не положим на твою грудь тяжёлого камня. Безродным псом будет ходить по земле этот человек до конца дней своих. Не только никто не назовёт его твоим сыном, но и имя его забудем”.

Слова деда Юхима оказались пророческими: и раньше редко кто знал имя предателя, все звали его Яринин сын, а теперь и вовсе забыли его имя. Стали называть этого тридцатилетнего человека по-разному: тот, подлец; другие — человек без души, третьи — человек, у которого за душой нет ничего святого. Он жил в родительской хате, никто к нему никогда не ходил, соседи запрещали своим детям подходить близко к хате “человека без имени” — такое имя, наконец, дали ему все крестьяне.

Он ходил на работу в колхоз. Люди избегали работать вместе с ним. Одно время было трудно с кадрами механизаторов, он попросился учиться на тракториста, но не нашлось человека, который бы захотел остаться с ним наедине, передать ему свои знания. Пришлось отказаться от этого намерения. Бригадир посылал его туда, где можно было работать одному, без общения с другими людьми. Как-то поручили ему возить воду женщинам, работавшим в поле. Привёз воду — женщины прогнали его и заявили бригадиру: “Не пойдём работать, если этот подлец хоть раз покажется на глаза наши”.

Есть преступления, за которые никогда не прощают, есть одиночество, которое ни у кого не вызывает ни жалости, ни сочувствия.

Яринин сын стал отверженным. Суд народа оказался неизмеримо страшнее тюрьмы. Он пытался было жениться, но не нашлось женщины или девушки, которая решилась бы соединить с ним свою судьбу.

Однажды мне пришлось побывать в том селе. Я сидел в кабинете председателя сельсовета. Зашёл старый, дряхлый человек, казалось, ему лет семьдесят. “Это он, человек без имени, — тихо сказал председатель сельсовета. — Ему сейчас тридцать девять... Послушаем, что он скажет”.

“Отправьте меня куда-нибудь, — глухо, с затаённой болью стал просить человек без имени. — Не могу я больше жить здесь. Отправьте в дом престарелых или в приют какой-нибудь. Не отправите, повешусь. Знаю, что заслужил людское презрение и проклятье. Хочется хоть перед смертью услышать доброе слово. Здесь меня знают, и слышу я только одни проклятия. А если принесёт кто во двор кусок хлеба, то это как жалость к издыхающей собаке. Зароют в землю и плюнут на могилу... Отправьте туда, где никто меня не знает. Буду работать из последних сил, зарабатывать кусок хлеба. Пусть хоть кто-нибудь подумает обо мне как о честном человеке”.

Когда он, заросший, грязный, шёл сельской улицей, возвращаясь домой, люди останавливались, провожали его долгим взглядом, в задумчивости качали головами. И в этот вечер возле порога родительской хаты нашёл человек без имени кусок сала и хлеба — сердце у людей не каменное...

Над ним сжалились, отправили в дом престарелых. Никто не знал там о его прошлом. Относились к нему как к старому человеку, заслужившему право на уважение. Говорят, он радовался, как ребёнок, когда его просили что-нибудь сделать для коллектива: вскопать клумбу или перебрать картофель. Но каким-то образом слух о его прошлом дошёл и до дома престарелых. Отношение людей к нему сразу изменилось. Никто не говорил ни слова о прошлом этого человека, но все стали избегать его. Два старика, жившие в одной комнате с ним, попросились в другую, и он остался один. В холодную декабрьскую ночь ушёл он неизвестно куда, и с тех пор его никто не видел. Был слух, что в весеннее половодье выбросила река посиневший труп, до того изуродованный, что нельзя было определить, кто он, этот человек.

Легенда о материнской любви

У матери был единственный сын — дорогой, ненаглядный. Души в нём мать не чаяла; по капельке собирала росу для умывания, из тончайшего шёлка вышивала рубашки. Вырос сын — статный, красивый. Женился на девушке изумительной, невиданной красоты. Привёл молодую жену в родную хату. Невзлюбила молодая жена свекровь, сказала мужу: “Пусть не заходит мать в хату, посели её в сенях”.

Поселил сын мать в сенях, запретил ей заходить в хату. Боялась мать показаться злой снохе на глаза. Как только сноха шла через сени, мать пряталась под кровать.

Но мало показалось снохе и этого. Говорит она мужу: “Чтобы и духом матери не пахло в доме. Пересели её в сарай”.

Переселил сын мать в сарай. Только по ночам выходила мать из тёмного сарая. Отдыхала однажды вечером молодая красавица под цветущей яблоней и увидела, как мать вышла из сарая.

Рассвирепела жена, прибежала к мужу: “Если хочешь, чтобы я жила с тобой, убей мать, вынь из её груди сердце и принеси мне”. Не дрогнуло сердце сыновнее, околдовала его невиданная красота жены. Говорит он матери: “Пойдёмте, мама, покупаемся в реке”. Идут к реке каменистым берегом. Споткнулась мать о камень. Рассердился сын: “Что ты, мама, спотыкаешься? Почему не смотришь под ноги? Так мы до вечера будем идти к реке”.

Пришли, разделись, искупались. Пошёл сын с матерью в дубраву, наломал сухих сучьев, разжёг костер, убил мать, вынул из груди сердце. Положил на раскалённые угли. Вспыхнул сучок, треснул, полетел уголёк, ударил и лицо сыну, обжёг. Вскрикнул сын, закрыл ладонью обожжённое место. Встрепенулось сердце материнское, горящее на медленном огне, прошептало: “Сыночек мой родной, тебе больно? Сорви листок подорожника, вот растёт у костра, приложи к обожжённому месту, к листу подорожника приложи сердце материнское... Потом в огонь положишь”.

Зарыдал сын, схватил горячее материнское сердце в ладонь, вложил его в растерзанную грудь, облил горячими слезами. Понял он, что никто и никогда не любил его так горячо и преданно, как родная мать.

И столь огромной и неисчерпаемой была материнская любовь, столь глубоким и всесильным было желание материнского сердца видеть сына радостным и беззаботным, что ожило сердце, закрылась растерзанная грудь, встала мать и прижала кудрявую голову сына к груди. Не мог после этого сын возвратиться к жене-красавице, постылой стала она ему. Не вернулась домой и мать. Пошли они вдвоём в степь и стали двумя курганами высокими.

Сыновняя неблагодарность

Рядом жили две матери — Мария и Христина. Работали в колхозе, растили сыновей: у Марии вырастал сын Пётр, у Христины — Андрей. Мальчики были одногодками. Осенью тридцать девятого года пришла пора Петру и Андрею идти в армию. Вместе провожали Мария и Христина сыновей на службу, вместе считали, сколько дней осталось ждать синеглазого, белокурого Петра, черноглазого, с чубом, как воронье крыло, Андрея.

Началась война, пришёл на украинскую землю враг-захватчик, два года матери ничего не знали о сыновьях, не было долгожданной весточки. Освободила родная Советская Армия землю украинскую, пришли Христине и Марии письма в синеньких треугольных конвертах, затрепетали радостные сердца — живы сыновья. Отгремели последние залпы войны. На одной неделе возвратились Пётр и Андрей. Радость пришла в изболевшиеся сердца материнские.

Но недолгой была радость. По-разному сложились судьбы матерей, но одинаковым было горе. Заболела Мария, слегла в постель, перестали слушаться ноги. Трудно было Петру, не только болезнь матери свалилась на него бедой неожиданной; одна беда, как говорится, другую ведёт за собой.

Ожидала Петра невеста чернобровая, на радостях решили пожениться. Не наложишь запрет на молодую любовь, забеременела Галина. По законам народной морали надо сыну ввести девушку в родной дом, а тут болезнь приковала мать к постели. Видит она, как мучается сын, ночи не спит. И говорит ему: “Не позорь Галину, пусть войдёт в наш дом законной женой твоей, а со мною что будет, то и будет”. Пришла Галина в дом, зажили с Петром дружно и согласно, всё хорошо было бы, если бы не болезнь матери.

Прослышал Пётр, что в Киеве есть замечательный врач. Повезти — деньги нужны на дорогу. Решили Пётр с Галиной: продадим хату, а мать поставим на ноги. Продали, перешли жить к дальней родственнице матери, повезли Марию в Киев. Оставили в больнице. Сказал врач: надо лежать с полгода, а то и больше.

Трудно стало жить молодым, но матери помогали всё время. Продали одежду Галины, баян Петра, а мать поставили на ноги.

Не полгода, а два года пролежала Мария в больнице. Выздоровела. “Не лекарства подняли меня с постели, — говорила она людям, — а великая сыновняя любовь”.

С одобрением, с большим уважением говорили в селе о Петре и Галине. Матери и отцы ставили их в пример, поучали детей, как жить на свете.

Оставим пока счастливую Марию с её счастливыми детьми и внуками (невестку неспроста у нас свекровь называет дочерью, и невестка свекровь — матерью), заглянем в хату Христины. По-иному сложилась её судьба. Привез Андрей несколько чемоданов трофейного добра. Не открывал чемоданов в материнской хате. Хата материнская тесной стала ему, решил он новую строить. Выбрал место в глухом конце села, от степи. Возвёл кирпичный дом, покрыл цинком — большая редкость в те годы. Женился. Зажила молодая пара безбедно.

А у Христины хата разваливалась. Попросила сына: отремонтируй крышу. Сын ответил: своих забот хватает, думай о своей хате сама. Заплакала мать, прикрыла хату соломой как-нибудь. “Это ещё не горе, — думала Христина. — Было бы здоровье...” Но вот пришло и настоящее горе: заболела мать Андрея, не может подняться с постели. Парализовало руку и ногу. Пришли к Андрею соседи матери, говорят. “Есть у тебя совесть, Андрей? Мать с постели не может подняться, нужен уход постоянный за нею”. Пообещал сын навестить мать и не навестил. Стали соседи ухаживать за больной старухой.

Прошло полгода. Год прошёл. Здоровье Христины не улучшилось. А сын так ни разу и не пришёл к ней. Пошла молва по селу: сын отказался от матери. Назвали люди Андрея бессердечным, а потом и более выразительным словом — скотиной.

Люди обходили Андрея, не здоровались с ним. Страшно стало Андрею, и он наложил руки на себя.

Почему так бывает?

Почему сыновья иногда оказываются неблагодарными? Откуда берутся люди с казёнными сердцами? Вспоминали люди жизнь этой несчастной матери: все силы своего сердца вложила она в любимого сыночка своего, в “золотко своё”, в Андрийко, ночей недосыпала. Вспоминали люди, как, бывало, ещё до организации колхоза выезжала Христина с мужем в поле косить пшеницу. Положит, бывало, на подводу сена ароматного, застелет полотном белым, перенесёт спящего Андрийка с подушками и одеялом, закроет лицо от солнца жгучего. Спит Андрийко. Такие, как он, восьмилетние, собирают в лесу дрова, разжигают костёр, воду носят, а он спит.

Вырастал Андрийко здоровый и жизнерадостный, мать души в нём не чаяла и больше всего была озабочена тем, чтобы ничто тревожное не коснулось его сердца, чтобы ни одна невзгода не омрачила его безмятежного детства. Как-то осенью угостила Христина мальчика жаренными в сметане грибами. Еда до того понравилась ему, что каждый день он просил грибов со сметаной. А грибов вблизи всё меньше и меньше оставалось, и приходилось ходить Христине в лес верст за двенадцать. Однажды мать порезала ногу, еле домой дошла. Но скрепя сердце даже виду не подала, что несчастье случилось: разве можно, чтобы у Андрийка настроение испортилось? “Зачем ему знать, что в мире есть горе?” — так всегда говорила Христина, когда хотела закрыть детские глаза на что-нибудь печальное. Так и на этот раз. Перевязала кое-как раненую ногу, пошла к соседке. Ежедневно приносила соседка корзинку грибов, а мать давала ей за это свои вышитые сорочки.

Так и не узнал Андрийко, какая с матерью стряслись беда. Сердце его жило только радостями и удовольствиями. Брал у людей и ничего не давал им — вот почему и вырос он человеком с каменным сердцем.

Совсем по-другому прошли годы детства Петруся. Мать тоже любила его, тоже души не чаяла в сыне, но не оберегала его сердце от всех тех сложностей и противоречий жизни, в которых радость переплетается с горечью, счастье — с бедами и тревогами. В детстве человек познаёт мир не только разумом, но и сердцем; всё, что происходит в жизни, пробуждает в детской душе самые разнообразные чувства, переживания, порывы, стремления. Среди этих душевных движений детства особенно глубокий отпечаток в сердце оставляют чувства сострадания, милосердия, участия. Чуткое материнское сердце Марии заботилось о том, чтобы с малых лет человек чувствовал: рядом со мной живут люди, у них есть свои интересы, желания, им хочется быть счастливыми.

Чтобы быть самому счастливым, надо бережно, тонко, сердечно, чутко, заботливо прикасаться к сердцам других людей. Эту святую заповедь народной нравственности Мария, конечно, не повторяла на каждом шагу (ребенок не смог бы понять глубины этой истины) — она учила сына так жить.

Рядом с Марией жила одинокая старуха, часто болевшая. Помню, как только в большом саду Марии что-нибудь начинало созревать — черешни, вишни, яблоки, груши, сливы, виноград, мать звала Петруся:

— Понеси старому, одинокому человеку, — и давала и руки тарелку с первыми созревшими плодами.

Для ребенка это стало привычкой.

— О любви к человечеству говорить легче, — поучала Мария сына, — чем помочь бабушке Ярине нарубить дров на зиму. Человечество — оно далеко, а бабушка Ярина — рядом, совесть не позволит сомкнуть глаза ночью, если у неё нечем будет топить. Прислушивайся, сын, сердцем к заботам и горестям человеческим.

Две матери

В маленькой больнице на окраине большого города лежали две матери — Чернокосая и Белокосая. Они родили сыновей. Сыновья родились в один день: у Чернокосой матери — утром, у Белокосой — вечером. Обе матери были счастливы. Они мечтали о будущем своих сыновей.

— Я хочу, чтобы мой сын стал выдающимся человеком, — говорила Белокосая мать. — Музыкантом или писателем, известным всему миру. Или скульптором, создавшим произведение искусства, которое будет жить века. Или инженером, построившим космический корабль, который полетит к далекой звезде... Вот для чего хочется жить...

— А я хочу, чтобы мой сын стал добрым человеком, — сказала Чернокосая мать. — Чтобы никогда не забывал матери и родного дома. Чтобы любил Родину и ненавидел врагов.

Каждый день к молодым матерям приходили в гости отцы. Они долго смотрели на маленькие личики своих сыновей, в глазах у них сияло счастье, изумление и умиление. Потом они сидели у кроватей своих жен и долго-долго о чём-то шепотом говорили с ними. У колыбели новорожденного мечтают о будущем — конечно, только о счастливом. Через неделю счастливые мужья, ставшие теперь отцами, увезли домой жен и сыновей.

Прошло тридцать лет. В ту же маленькую больницу на окраине большого города пришли две женщины — Чернокосая и Белокосая. В их косах уже серебрилась седина, лица были изрезаны морщинами, но женщины были такими же красивыми, как и тридцать лет назад. Они узнали друг друга. Их обеих положили лечиться в ту же палату, где три десятилетия назад они родили сыновей. Они рассказывали о своей жизни. У обеих было много радостей и ещё больше горя. Мужья их погибли на фронте. Но почему-то, рассказывая о своей жизни, они молчали о сыновьях. Наконец Чернокосая мать спросила:

— Кем же стал твой сын?

— Выдающимся музыкантом, — с гордостью ответила Белокосая мать. — Он сейчас дирижирует оркестром, который выступает в самом большом театре нашего города. Он пользуется огромным успехом. Неужели ты не знаешь моего сына? — И Белокосая назвала имя музыканта. Да, конечно, Чернокосая мать хорошо знала это имя, оно было известно многим. Недавно она читала о большом успехе этого музыканта за рубежом.

— А твой сын кем стал? — спросила Белокосая.

— Хлеборобом. Ну, чтобы тебе понятнее было — механизатором в колхозе, то есть и трактористом, и комбайнером, и на животноводческой ферме приходится работать. С ранней весны до поздней осени, пока снег укроет землю, сын мой пашет землю и сеет хлеб, убирает урожай и снова пашет землю, сеет и снова убирает... Живём мы в селе — километров сто отсюда. У сына двое детей — мальчик трех лет и девочка недавно родилась...

— Всё-таки счастье тебя обошло, — сказала Белокосая. — Твой сын стал простым, никому не известным человеком.

Чернокосая мать ничего не ответила.

И дня не прошло, а к Чернокосой матери приехал из села сын. В белом халате он сел на белую скамейку, долго-долго о чём-то шептался с матерью. В глазах Чернокосой матери светилась радость. Она, казалось, в эти мгновения забыла обо всём на свете. Она держала в своих руках сильную, загоревшую на солнце руку сына и улыбалась. Расставаясь с матерью, сын, как бы извиняясь, выложил из сумки на маленький столик виноградные гроздья, мёд, масло. “Поправляйтесь, мама”, — сказал он на прощание и поцеловал её.

А к Белокосой магери никто не пришёл. Вечером, когда в комнате воцарилась тишина и Чернокосая мать, лёжа в постели, тихо улыбалась своим мыслям, Белокосая сказала:

— У сына сейчас концерт... Если бы не концерт, он, конечно, пришёл бы.

На второй день перед вечером к Чернокосой матери снова приехал сын-хлебороб из далёкого села. Опять он долго сидел на белой скамейке, и Белокосая мать услышала, что в поле сейчас горячая пора, работают они день и ночь... Расставаясь с матерью, сын выложил на маленький столик пчелиные соты, белую паляницу и яблоки. От счастья лицо у Чернокосой женщины светилось и морщины расправились.

К Белокосой матери никто не приходил.

Вечером женщины лежали молча. Чернокосая улыбалась, а Белокосая тихо вздыхала, боясь, чтобы её вздохи не услышала соседка.

В третий день, перед вечером, к Чернокосой матери снова приехал сын-хлебороб из далёкого села — привёз два больших арбуза, виноград, яблоки... Вместе с сыном приехал трёхлетний черноглазый внук. Сын и внук долго сидели у постели Чернокосой матери; в её глазах сияло счастье, она помолодела. Белокосая мать с болью в сердце услышала, как внук рассказывал бабушке: вместе с папой он вчера полдня ездил на “капитанском мостике” комбайна. “Я тоже буду комбайнером”, сказал мальчик, и бабушка поцеловала его. Белокосая мать в эти мгновения припомнила, что её сын, выдающийся музыкант, отправляясь в длительные поездки, сдавал, как говорили в семье, маленького сына в какой-то интернат...

Месяц лежали в больнице две матери, ежедневно приезжал к Чернокосой матери сын-хлебород из далёкого села, привозил улыбку сыновнюю, и, казалось, мать только от той улыбки выздоравливает. Казалось Белокосой матери, что, когда к её соседке приезжал сын, даже больничным стенам хотелось, чтобы мать сына-хлебороба скорее выздоровела.

К Белокосой матери так никто и не пришёл. Прошёл месяц. Врачи сказали Чернокосой матери: “Теперь вы совершенно здоровая женщина. В сердце нет ни шумов, ни перебоев”. А Белокосой матери врач сказал: “Вам ещё надо полежать. Конечно, вы тоже станете совершенно здоровым человеком”. Говоря это, врач смотрел почему-то в строну.

За Чернокосой матерью приехал сын. Он привёз несколько больших букетов красных роз. Цветы подарил врачам и сёстрам. Все в больнице улыбались.

Прощаясь с Чернокосой матерью, Белокосая попросила её остаться с ней на несколько минут наедине. Когда из палаты все вышли, Белокосая мать со слезами на глазах спросила:

— Скажи, дорогая, как ты воспитала такого сына? Ведь мы родили их в один день. Ты счастлива, а я … — и она заплакала.

— Мы расстанемся и никогда больше не увидимся, сказала Чернокосая, — потому что не может быть в третий раз такого чудесного совпадения. Поэтому я скаже тебе всю правду. Сын, которого я родила в тот счастливый день, умер... Умер, когда ему и года не исполнилось. А это... не кровный сын мой, но родной! Я усыновила его трёхлетним мальчиком. Он, конечно, смутно помнит это... Но я для него — родная мать. Ты это видела своими глазами. Я счастлива. А ты несчастный человек, и я глубоко сочувствую тебе. Если бы ты знала, как я страдала в эти дни за тебя. Уже хотела было уйти из больницы, ведь каждый приезд моего сына приносил тебе тяжёлые переживания. Выйдешь из больницы, пойди к сыну и скажи: его бездушие повернётся против него. Как он относится к матери, так и его дети будут относиться к нему. Равнодушие к отцу-матери не прощается.

Маменькин сыночек

Мать воспитала двух сыновей. Один из них без вести пропал на войне, другой возвратился со службы живой и здоровый, привез с собой несколько чемоданов “трофейного” добра. Никогда не открывал он этих чемоданов при матери. Хата материнская пришла в ветхость, сын решил строить новую. Выбрал место на другом конце села, подальше от матери. Возвёл кирпичный дом, покрыл цинком, женился. Зажила молодая семья безбедно. А у матери хата разваливались. Попросила сына: прикрой соломой дырявую крышу. Сын ответил: у меня своих забот хватает, думай сама о своей хате. Заплакала мать...

Пришло к старой матери большое горе: заболела, не может с постели подняться. Парализовало руку и ногу. Пришли соседи матери к сыну, говорят: “Есть ли у тебя совесть, Андрей? Мать с постели не поднимается, за ней постоянный уход нужен”. Пообещал сын прийти к матери — и не пришёл. Стали соседи ухаживать за больной старухой.

Прошло полгода, год минул. Мать чувствовала себя всё хуже. А сын ни разу не пришёл к ней. Пошла молва по селу: сын от матери отказался. Назвали люди Андрея бессердечным, а потом и более выразительно — скотиной. Рядом с новым домом Андрея собирались было строить новые дома его четыре соседа. Но разве может жить честный колхозник рядом с бездушным скотом? Попросили колхозники себе участки в другом месте, построили дома, переселились. Остались четыре “пустки” с дырявыми соломенными крышами. Страшно стало ходить по улице, где жил Андрей. С вечера до утра раздавался на пустых дворах печальный голос сычей. А через год ещё пять колхозников переселились в новые хаты, и на улице стало жутко. Просил Андрей председателя колхоза: дайте опустевшие участки кому-нибудь на застройку, но никто не хотел селиться рядом с ним.

В грозовую весеннюю ночь загорелась одна брошенная хата от молнии, подул ветер, сгорел весь брошенный куток, лишь дом Андрея, покрытый цинком, остался цел и невредим. В ту же ночь умерла мать Андрея. Пришёл сын с женой на похороны, выдавил слезу, пытался делать то, что делают сыновья перед смертным одром матерей, но как-то так получилось, что всё, нужно было сделать, кто-то уже сделал. Сложили соседи оставшуюся материну одежду, связали в узел. Унёс Андрей узел домой, и проводили его люди взглядом, и котором удивление смешалось с ненавистью.

На пожарище вырос бурьян. Видели люди, как к самой Андреевой хате подобрался ночью волк, стал на кучу золы, поднял морду и жалобно завыл.

Люди обходили Андрея десятой дорогой, не здоровались с ним. Ужас охватил душу этого бессердечного человека. Страшно стало ему выходить из хаты, ложился спать он с заходом солнца. На пепелищах никому не хотелось строить новые жилища, зарастали дворы чертополохом и осиной. Что-то случилось с Андреем, говорили люди, с ума сошёл: днём стал бояться солнца и людей, а ночью бродил по пепелищам. Не удивились люди, услышав весть: повесился Андрей на столбе, сохранившемся на одном пепелище.

Почему так бывает? Все силы своего сердца отдала мать любимому сыночку — Андрейчику, ночей недосыпала. Вспоминали люди детство и отрочество неблагодарного сына. Вспоминали, как, бывало, выезжала Христина с мужем на подводе в поле косить пшеницу. Положит, бывало, на воз сена ароматного, застелет полотном белым, перенесёт Андрейка с подушками, укроет от холода утреннего. Старший, двенадцатилетний Пилипко помогает отцу и матери, собирает в лесу дрова, разжигает костер, воду носит, а десятилетний Андрейко спит.

Вырастал Андрейко здоровый и жизнерадостный, мать души в нём не чаяла и больше всего озабочена была тем, чтобы ничто тревожное не коснулось его сердца, чтобы ни одна жизненная невзгода не омрачала его безмятежного детства. Как-то осенью угостила мать Пилипка и Андрейка жареными грибами в сметане. Кушанье до того понравилось Андрейку, что каждый день он просил грибов со сметаной. А грибов вблизи всё меньше и меньше оставалось, и приходилось Христине ходить ежедневно в лес верст за двенадцать. Однажды мать разрезала ногу, еле домой дошла. Но скрепя сердце даже виду не подала, что несчастье случилось: разве можно, чтобы у Андрейки настроение омрачилось? Зачем ему знать, что в мире есть горе? — так всегда говорила Христина, когда хотела закрыть детские глаза на что-нибудь печальное. Так и на этот раз. Перевязала кое-как раненую ногу, попросила Андрейку позвать соседку. Ежедневно приносила соседка корзинку грибов, а мать давала ей за это свои вышитые сорочки. Так и не узнал Андрейко, что с матерью стряслась беда. Сердце его жило только своими радостями, ни одно желание не выходило за рамки собственых удовольствий. Поэтому он и вырос бессердечным человеком, равнодушным к горю и заботам, тревогам и волнениям других людей.

Страсть обогащения

Вот судьба одной семьи. Молодой агроном и работница животноводческой фермы совхоза начали свою семейную жизнь светло и радостно. Молодой семье помогли построить каменный дом. На приусадебном участке хозяин посадил виноград, завёл пасеку. Достал редкие сорта яблонь и груш. Дом Николая Петровича с садом и виноградником стал тихим уголком. Но тяжёлой и пасмурной была жизнь в этом доме. С каждым годом всё больше и больше охватывала хозяина страсть обогащения. Он обнёс усадьбу высоким забором. С ранней весны до поздней осени ночевал в саду — чтобы никто, чего доброго, не сорвал цветок, яблоко или гроздь винограда. Весь урожай сада шёл на рынок. Мария, жена Николая Петровича, просила оставить хоть что-то дома, но хозяин был неумолим. Около дома построил каменный погреб, сарай, сделал электрическую установку для поливки сада и огорода. Достал невиданные сорта помидоров и начал выращивать их — тоже для продажи. В глубине сада появилась теплица — тут выращивались не только ранние помидоры, но и цветы — тоже на продажу.

У Николая Петровича и Марии была единственная дочь. Отец запретил ей приглашать домой товарищей.

Закончила Оксана школу, стала работать лаборанткой на маслозаводе. Полюбил девушку молодой механизатор. Один раз тайно от отца пришла девушка с юношей в заснеженный сад, открыла теплицу и подарила ему несколько цветков. Внезапно пришёл отец, разозлился, увидев дочь и молодого человека в теплице, вырвал цветы...

— Больше ноги моей не будет в этом проклятом доме, — сказала Оксана. — Вы, отец, старались убить во мне всё человеческое. Вы отравили мне детство. Ваша душа жестока.

Оксана ушла от родителей, а через несколько лет ушла к дочери и мать. Остался Николай Петрович один со “своими сокровищами”. Вот так счастье становится призрачным и отравляющим, если оно основано на низменных страстях.

Легенда про пионера

Когда в село пришли немцы, Юра остался один с матерью. Отец и старший брат ушли в Красную Армию. Немцы приказали матери с сыном перейти в маленькую комнатку, а в большой поселился фашистский офицер.

Когда Юрко вышел из комнаты во двор, офицер сидел под грушей и пил кофе. Он спросил:

— Как тебя зовут, мальчик?

— Сколько тебе лет?

— Десять.

— Ты пионер?

— Пионер.

— А где же твой галстук?

— В сундуке.

— Почему же он в сундуке? Почему ты его не носишь?

— Потому что при фашистах галстук нельзя носить. Его надо беречь, пока наши придут...

Офицер побледнел. Руки у него задрожали. Но он, сдерживая себя, продолжал выдавать себя за наивного солдата, для которого безразлична политика.

— Возьми конфетку, — сказал он.

— Не могу взять от вас конфетку...

— Почему?

— Потому что ненавижу вас, фашистов.

Офицер смотрел на мальчика широко открытыми глазами. Он поставил на столик чашку с кофе и поднялся.

— А что бы ты сделал. Юрко, если бы я дал тебе свой пистолет?

— Заряженный?

— Да, заряженный.

— Убил бы вас.

Офицер дрожащими руками вынул из кобуры пистолет и выстрелил в сердце мальчика.

Неизвестно от кого, — быть может, от дерева, под которым погиб Юрко, — слова мальчика и офицера передавали из уст в уста, как легенду. И никто не сказал:

— Молчал бы мальчик, зачем сам открыл грудь перед пулей врага.

У каждого, кто слушал рассказ о смерти Юрка, сильнее билось сердце.

Петрик и Павлик

У стола сидят отец с матерью. Мать шьет, отец газету читает. Пятилетний Петрик на диване играет: конька седлает, в дальний путь собирается, о путешествии за синее море мечтает.
Посмотрела мать в окно и говорит отцу:

— Бабушку Марфу черт несет...

Петрик быстро расседлал коня, поднялся, чтобы взглянуть в окно на диво дивное, но опоздал. Бабушка Марфа уже стучала в дверь.

Мать сказала:

— Войдите, пожалуйста.

Когда бабушка Марфа вошла, мать ласковым голосом пригласила ее садиться. Бабушка села, тяжело вздохнула и промолвила:

— Еле дошла. До того ноги болят, до того болят...

Петрик с изумлением смотрел на бабушку Марфу. Он спросил:

— Бабушка Марфа, разве вы сами шли?

— Да, не ехала, а шла, — ответила бабушка и, улыбнувшись, дала Петрику угощение — сладкий коржик.

— Вы же, мама, говорили, что бабушку Марфу черт несет, — с упреком сказал Петрик.

Лицо матери вспыхнуло, потом побледнело. Она наклонила голову и смотрела на шитье. Отец закрылся газетой. Бабушка Марфа поднялась и тихо вышла. В хате воцарилась гнетущая тишина.

Прошло много лет. Петрик стал взрослым человеком, у него — жена и пятилетний сын Павлик. Отец умер, мать живет в своей хате.

Однажды в гости к сыну пришла старая мать. Погостевала, приближался вечер. Мать говорит, как бы размышляя:

— Что мне делать — домой идти или у вас заночевать? Вечереет, а дорога далекая.

— Идите, мама, домой, — сказал сын.

А пятилетний Павлик в это время на диване играл: коня седлал, в дальнюю дорогу собирался, о путешествии за синее море мечтал. Услышав, как отец провожает бабушку, Павлик сказал:

— Я вам, бабушка, коня дам. Садитесь на него, поезжайте... Бабушка одевалась, а из глаз ее капали слезы.

Телефонная трубка

Тринадцатилетний Костя жил в небольшом городе на Днепре и учился в шестом классе.

Недавно Костиной маме дали хорошую квартиру в трехэтажном доме, на втором этаже. Возле дома стоит телефон-автомат. Здесь можно звонить в любую минуту, даже среди ночи.

Однажды заглянул Костя в будку и решил срезать телефонную трубку. Сделаю, думает, дома свой телефон. Буду разговаривать со своим другом Юрой, который живет на третьем этаже.

Так и сделал. Срезал трубку, но где же взять трубку Юре? Пошли с другом, нашли еще одну будку — через три улицы. Срезали трубку и там. Смастерили телефон, разговаривают. Очень весело. Видит мать, но даже не спросит: “Откуда взялась трубка?”

Прошло несколько дней. Однажды проснулся ночью Костя, слышит стон. Мама стонет. Просит свет включить. Включил Костя лампочку, видит, мать бледная лежит, тяжело дышит.

— Ой, сердце... сыну... — услышал Костя шепот метери. — Беги к телефону... Вызови скорую помощь... Ты знаешь, как звонить... — и мать потеряла сознание.

Когда Костя услышал слова матери о телефоне, он почувствовал ужас. Ведь в двух ближайших будках он обрезал трубки, новых еще нет, он сам видел сегодня... Что же делать?

Выбежал Костя на улицу, заплакал. Что же теперь будет? Куда бежать? Вспомнил, что телефон-автомат есть еще у железнодорожного моста. Побежал.

Бежит Костя по городу, вокруг непривычная тишина, город спит. Сердце вот-вот из груди выскочит. Хочется мальчику крикнуть на весь мир: “Мама умирает, помогите, добрые люди...”

Прибежал к мосту, а будки нет. Застонал, зарыдал Костя, бросился бежать домой.

Открыл дверь в комнату. Мать лежит бледная, не дышит.

“Мама! Мама!” — закричал Костя, упал на колени перед кроватью.

Грязное слово

Семиклассник Миша зашел в туалет. Поднял с пола уголек написал на стене грязное, оскорбительное слово.

— Значит, писать уже научился? — услышал он вдруг укоряющий голос и испуганно оглянулся.

Перед ним стоял учитель Николай Васильевич.

— Ну, что же, прочитай, что ты написал.

Миша молчал. Он написал такое грязное слово, что у него да язык не поворачивался произнести его.

Молчал и Николай Васильевич. Потом он спросил:

— А кто работает в нашей школе уборщицей, ты знаешь?

— Тетя Мария... — сказал шепотом Миша.

— Теперь пойдем к тете Марии, попросим, чтобы она забелила твою грамоту...

У Миши и руки стали холодными. Так ему было стыдно. — Не надо идти к тете Марии, — сказал он сквозь слезы.

Белым рукавом рубашки он вытер грязное слово. Но черный след остался на стене.

— Я принесу глину и щетку, — снова стал просить Миша. — Прошу вас, простите...

— Нет, я не могу простить, — сурово сказал Николай Васильевич. — Этим грязным словом ты оскорбил мать. Оскорбил тетю Марию. Оскорбил всех женщин. Вот и проси прощения у матери.

— Ой, я не могу просить... Мне стыдно...

— Если стыдно просить прощения сегодня — попроси через год через два года, пусть через десять лет, но ты не посмеешь сказать девушке святое слово “люблю”, пока она не простит тебя за это грязное, оскорбительное слово.

Миша плакал.

Прошли годы, Миша стал юношей, но не мог забыть о том, что сделал в годы отрочества.

И вот Миша полюбил девушку Олесю. Олеся удивлялась: почему Миша бывает иногда молчаливым и грустным?

Однажды Миша сказал Олесе:

— Прости меня, Олеся, за то, что я оскорбил тебя... И он рассказал о том, как грязным словом оскорбил всех матерей, всех женщин.

Олеся удивленно спросила:

— А почему ты не забыл об этом? Ведь столько лет прошло... И почему ты молчал?

— Я не мог больше носить в себе эту вину. Я судил себя много лет. А теперь ты или осуди меня, или прости.

— Прощаю, — тихо сказала Олеся.

Собаке — собачья смерть

В селе Куцеволовка Онуфриевского района жил мальчик Михаил Тополя. Мать Михаила умерла через час после родов. Ребёнка спасла дальняя родственница матери, Оксана. Она кормила дочку Марину, родившуюся месяцем раньше. Теперь пришлось кормить двоих детей. Мальчик рос крепкий, здоровый. До года поднялся на ноги, стал ходить, но Оксана никак не могла отлучить его от груди, кормила до двух лет. “Мальчик, — оправдывалась, — сирота, но пусть не знает он ни горя, ни одиночества”. Всё отдавала ему Оксана. “Как сыр в масле катается, — говорили соседи о безмятежном детстве Михаила, качая головами, — не доведёт это до добра”. Оксана краем уха слышала о высказываемых соседями опасениях, но отмахивались от них. Мальчик был её творением, она спасла ему жизнь, она видела в нём самоё себя. Он спал сколько хотел, всё ему было позволено, и ничто не запрещалось. В пруду водились караси, Михайлик любил жареную рыбу со сметаной. И Оксана с Маринкой шли к пруду, бултыхались не¬сколько часов в воде, чтобы угодить “дытыне”. Уже и осень пришла, караси попрятались глубоко в ил, а Михайлик и за ложку не брался, если на столе не было сковородки с жареными карасями. Полезла Оксана в холодную воду. Простудилась, слегла. Чтобы на столе были карасики, Маринка понесла рыбакам вышитую сорочку матери и скатерть, обменяла на рыбу...

Получилось так, что не было в жизни Михаила ничего такого, что досталось бы ему с трудом, в чём бы оставлена была частичка его души. В пустом сердце, не знающем забот, волнений, тревог, не может быть места для настоящей любви.

Учился Михаило в школе как-нибудь. В четвёртом классе сидел два года, в пятом имел два осенних экзамена и еле перешёл в шестой, а шестого не закончил и за два года. Шестнадцатилетним он выбыл из школы. Оксана плакала, упрекала... “Вы в могилу загоните меня своей школой, — кричал Михайло. — Больше ноги моей в вашей хате не будет. Я знаю, что вы мне не мать. И за то, что кормили меня, куплю вам бочку молока”.

Ошеломлённая тяжким оскорблением, Оксана заболела. А Михайло пошёл жить к дальнему родственнику отца, леснику.

Через несколько месяцев началась война. Когда пришли оккупанты, среди полицейских людям бросился в глаза стройный, краснощёкий Михайло. Полицейские с собачьей верностью служили фашистам, выполняли самые грязные, позорные дела. Началась отправка молодёжи в фашистское рабство — на работу в Германию. Полицейские охотились за молодыми людьми, как за животными. Однажды ночью фашисты послали всю полицию на облаву. Попал Михайло на ту улицу, где жила Оксана. Вместе с другими девушками привёл он в сельскую управу Марину. За дверью сельской управы плакала Оксана. Когда Михайло вышел из хаты, она плюнула ему в глаза и назвала его изменником.

“Ты партизанка!” — закричал Михайло и побежал к офицеру. Оксану схватили, связали. Поехали домой с обыском. На чердаке нашли несколько гранат и винтовку.

“Откуда всё это?” — спросил офицер.

Женщина молчала.

“Кто из жителей села может сказать, откуда у неё оружие?” — бросил офицер в толпу людей, согнанных к дому сельской управы.

Все молчали. Михайло, находившийся в кучке полицейских, сказал:

“Она связана с партизанами. Ночью к ней приходят подозрительные люди”.

Старики я женщины стояли затаив дыхание. Им не верилось: каким чудовищем надо быть, чтобы отправить на смерть женщину, приходившуюся человеку матерью: ведь она вскормила его.

“Ну что же, — сказал офицер, — партизанам один конец. А в награду за то, что ты верно служишь рейху, оказываю тебе большую честь: расстреляй своей рукой эту женщину”. Рассказывают, что в это мгновение на майдане перед сельской управой как будто земля застонала: из десятков грудей вырвался стон, люди не могли отвести глаз от изменника. Повёл он со своими дружками Оксану к вербам у пруда. Услышали люди три глухих выстрела, ещё раз застонала земля. Возвратился Михайло Тополя с дружками. В тот же вечер фашисты отправили на станцию Маринку, пойманную вместе с другими девушками во время облавы. А через три дня по приднепровским сёлам разнеслась весть: в лесной глуши, в Волчьем урочище, недалеко от хаты лесника нашли повешенного на дубовом суку Михаила. На груди бумажка с надписью: “Так будет с каждым изменником!”

Когда селяне узнали о справедливом возмездии, постигшем предателя, они облегчённо вздохнули и сказали: “Собаке — собачья смерть”.

План – конспект урока по внеклассному чтению

в третьем классе

Тема: В.А.Сухомлинский . Сказки о мамах.

Задачи

Познакомить учащихся со сказками о мамах В.А.Сухомлинского; с жизнью и творчеством писателя;

Расширять знания учащихся о сказках, читательский кругозор;

Учить работать слаженно, коллективно, в малых группах, парах;

Развивать навыки выразительного чтения, воображения, фантазию, речь учащихся;

Осуществлять индивидуальный и дифференцированный подход к учащимся со слабым зрением;

Формировать умения последовательно излагать мысли; представление о нравственной красоте человека;

Воспитывать интерес к чтению, сказкам; любовь к близким.

Ход урока

Мотивация учебной деятельности.

1. Загадки о маме .

Кто вас, дети, больше любит,

Кто вас нежно так голyбит

И заботится о вас,

Hе смыкая ночью глаз?

(Ответ: Мама дорогая)

Колыбель кто вам качает,

Кто вам песни напевает,

Кто вам сказки говоpит

И игpyшки вам даpит?

(Ответ: Мама золотая)

Если, дети, вы ленивы,

Hепослyшны, шаловливы,

Что бывает иногда, -

Кто же слёзы льет тогда?

- «Всё она, pодная».

(Ответ: Мама)

2. Создание эмоционального фона урока.

Прослушивание в аудиозаписи песни «Мамонтенка».

3. Чтение стихотворения «Я маму люблю » заранее подготовленными учащимися со слабым зрением.

^ Я маму люблю.

Мне мама приносит

Игрушки, конфеты,

Но маму люблю я

Совсем не за это.

Веселые песни

Она напевает,

Нам скучно вдвоем

Никогда не бывает.

Я ей открываю

Свои все секреты.

Но маму люблю я

Не только за это.

Люблю свою маму,

Скажу я вам прямо,

Ну просто за то,

Что она моя мама!

^ Л. Давыдова

4. Мини – итог.

Кто же самый важный человек в жизни ребенка?

Конечно, мама!

II. Сообщение темы и задач урока.

1. Создание эмоционального настроя учащихся. Слушание аудиозаписи песни «В гостях у сказки».

2. Загадка.

Кто любимей всех на свете?

Это сразу скажут дети.

Обойди весь белый свет,

Лучше «сказки» в мире нет!

3. Беседа.

Какие бывают сказки?

III. Восприятие и осознание нового материала .

1. Рассказ о Сухомлинском учителем .

Родился в семье деревенского плотника. После окончания школы крестьянской молодёжи поступил в Кременчугский медицинский техникум. В 1939 году с отличием окончил Полтавский педагогический институт. Работал учителем украинского языка и литературы в сельских школах Онуфриевского района Кировоградской области. Одной из самых известных книг является «Сердце отдаю детям». Вместе с детьми создал «Комнату сказок». Своих воспитанников учил любить и охранять природу, уважать родных и близких.

2. Беседа.

Чему учил своих воспитанников В.А.Сухомлинский?

Как называлась комната, созданная вместе с детьми?

3. Физ.минутка для формирования правильной осанки:

У меня спина прямая

Я наклонов не боюсь:

Поворачиваюсь.

Раз, два. три. четыре.

Три. четыре, раз. два.

Я хожу с осанкой гордой.

Прямо голову держу,

Никуда я не спешу.

Раз. два. три. четыре,

Три. четыре, раз, два.

Я могу и поклониться.

И присесть, и наклониться,

Повернись туда - сюда!

Ох, прямешенька спина!

Раз. два. три. четыре

Три. четыре, раз. два.

IV. Изучение нового материала.

1. Беседа.

- Первая сказка о маме В.А.Сухомлинского - «Самые ласковые руки ». Послушайте сказку и скажите, у кого были самые ласковые руки на свете?

2. Чтение сказки «Самые ласковые руки»:

Учителем;

Учащимися (жужжащее, фронтальное).

3. Физ.минутка для глаз.

Чтобы отдохнули глаза, можно не вставая с места посмотреть вверх, вниз, направо, налево, нарисовать глазами круг или первую букву своего имени. Очень хорошо, когда упражнения сопровождаются стихотворным текстом.

Глазки видят всё вокруг,

Обведу я ими круг.

Глазком видеть всё дано-

Где окно, а где кино.

Обведу я ими круг,

Погляжу на мир вокруг.

Быстро поморгать, закрыть глаза и посидеть спокойно, медленно считая до 5. Повторить 4-5 раз.

4. Мини-итог.

Так у кого были самые ласковые руки на свете?

Конечно, у мамы!

5. Инсценизация сказки «Седьмая дочка» учащимися .

Было у матери семь дочек. Однажды поехала мать к сыну, который жил далеко. Вернулась домой только через неделю. Когда мать вошла в хату, дочки одна за другой стали говорить, как они скучали по матери.

Я скучала по тебе, как бабочка по солнечному лугу, - сказала первая дочь.

Я ждала тебя, как сухая земля ждет каплю воды, - проговорила вторая.

Я плакала по тебе, как маленький птенчик плачет по птичке, - сказала третья.

Мне тяжело было без тебя, как пчеле без цветка, - щебетала четвертая.

Ты снилась мне, как розе снится капля росы, - молвила пятая.

Я высматривала тебя, как вишневый сад высматривает соловья, - сказала шестая.

А седьмая дочка ничего не сказала. Она сняла с мамы ботинки и принесла ей воды в тазу - помыть ноги.

Ответы учащихся.

V. Обобщение и систематизация знаний.

1. Чтение сказки «Обидное слово» учителем.

Однажды Сын рассердился и сгоряча сказал матери обидное, грубое слово. Заплакала мама. Опомнился сын, жаль ему стало мать. Ночей не спит- мучит его совесть: ведь он обидел мать.

Шли годы. Сын – школьник стал взрослым. Пришло время ему ехать в далекий край. Поклонился сын матери низко до земли и говорит:

Простите меня, мама, за обидное слово.

Прощаю,- сказала мама и вздохнула.

Забудьте, мама, что я сказал вам обидное слово.

Задумалась мать, чуть пригорюнилась. На ее глазах появились слезы. Говорит она сыну:

Хочу забыть, сынок, а не могу. Рана от колючки заживает и следа не остается. А рана от слова заживает, зато след глубокий остается

2. Беседа.

Почему эта сказка называется именно так?

Как нужно относиться к родителям?

Что бы вы хотели изменить в своем поведении, начиная с этой минуты.

Царь Соломон сложил для нас много ценных советов, вот одна из них: «Слушайся отца, что породил тебя, не обижай мать, когда она старенькая…»

Дети, которые с любовью, уважением относятся к родителям, наверняка дождутся такого внимания и от собственных детей.

3. Тестирование .

1) Какое слово однажды сказал Сын Матери:

а) доброе;

б) обидное.

2) Как отреагировала Мать на это слово?

а) заплакала;

б) обрадовалась.

3) Осознал ли Сын свою ошибку?

4) От чего остается глубокий след в сердце?

а) от колючки;

б) от слова.

4. Беседа.

Каким должен быть человек, чтобы любовь мамы помогала ему в жизни?

Ответы учащихся.

5. Творческая работа в парах «Собери пословицы о маме».

Нет милее дружка, чем родная матушка.

Одна у человека родная мать, а младенец матери.

При солнышке тепло, при матушке добро.

Птица рада весне, одна у него и Родина.

Дети со слабым зрением читают текст с более крупным шрифтом.

6. «Фото наших мам» - выставка фотографий.

7. Ассоциативный куст. Характеристика мам.

Охарактеризуйте своих мам.

Мама: чуткая, добрая, ласковая, красивая, нежная, любимая.

VI. Итог урока.

1. Создание композиции «Сердце мамы».

Дети, на ранее подготовленных бумажных сердцах пишут пожелания своим мамам, после чего создается общая композиция на доске.

2. – Чему научил вас наш урок? Какой вывод сделали?

Ответы учащихся.

VII. Домашнее задание.

- Послушайте начало сказки Сухомлинского «Седая волосинка». Дома вам нужно придумать свой конец сказки.

Маленький Миша увидел в косе матери три седые волосинки.

Мама, в вашей косе три седые волосинки, - сказал Миша.

Мама улыбнулась и ничего не сказала. Через несколько дней Миша увидел в маминой косе четыре седые волосинки.

Мама, - сказал Миша удивленно, - в вашей косе четыре седые волосинки, а было три...Почему поседела еще одна волосинка?

От боли, - ответила мать. - Когда болит сердце, тогда и седеют волосы...

А от чего же у вас болело сердце?

Помнишь, ты полез на высокое-высокое дерево? Я глянула в окно, увидела тебя на тоненькой ветке. Сердце заболело, и волосок поседел.

Миша долго сидел задумчивый, молчаливый. Потом подошел к маме, обнял ее и тихо спросил:

Мама, а когда я на толстой ветке буду сидеть, волосок не поседеет?

Куда муравьишки спешили

На дереве сидела белочка. Она ела горох. До того вкусный, что даже глаза зажмурила. Крошечка горошка упала на землю. За ней вторая, третья. Много крошечек упало на землю.

А стёжечкою среди травы бежала Муравьиха. Спешила по еду маленьким муравьишкам. Она торопилась на баштан: узнала, что там много сладких крошечек арбуза. Вдруг видит - падают с дерева крошечки горошка. Попробовала Муравьиха - горошек пахучий да вкусный. Понесла Муравьиха крошечку горошка к муравейнику, рассказала соседям:

Бежим, муравьи, по горошек.

Собрались муравьи в дорогу. А детки муравьихины едят крошечку, что принесла мама, делятся с товарищами. Всем деткам в муравейнике хватило, да ещё и осталось. А муравьи уже под деревом. Собрали крошечки и понесли домой. Хватит еды на всю зиму.

Зайчик и Месяц

Холодно зимой Зайчику. Выбежал он на опушку, а уж ночь настала. Мороз трещит, снег от Месяца блестит, холодный ветер с яру дует.

Сел Зайчик под кустом, протянул лапки к Месяцу, просит:

Месяц, любимый, погрей меня своими лучами, а то долго ещё Солнышка ждать.

Жалко стало Месяцу Зайчика, он и говорит:

Иди полем, полем, я тебе дорогу освещать буду, беги до большого стога соломы.

Побежал Зайчик к стогу соломы, зарылся в стог, выглядывает, улыбается Месяцу:

Спасибо, любимый Месяц, теперь твои лучи тёплые-тёплые.

Ласковый Ветер и холодный Ветрище

В тёмном лесу, в глубоком овраге спали два ветра. Ласковый Ветер - юноша с синими глазами. А холодный Ветрище - дед с колючею бородою.

Пришла зима. Солнышко не могло подняться высоко над землёю. Белый снег покрыл поле. Зашумели тревожно вершины деревьев. Проснулся в глубоком овраге холодный Ветрище. Встал, вышел из лесу. Застонали чащи. Идёт по земле холодный Ветрище, замерзают речки, гудит лес.

Но вот поднялось солнышко выше над землёй. Заболела спина у холодного Ветрищи. Поплёлся он в тёмный лес, залез в глубокий овраг.

Проснулся ласковый Ветер, вышел из лесу.

Засмеялось солнышко, потекли ручейки, зацвели цветы, зашумели травы.

Весенний Ветер

Клён целую зиму спал. Сквозь сон он слышал шум чащобы и тревожный крик чёрного ворона. Холодный ветер трепал его ветви, сгибал их.

Но вот однажды солнечным утром почувствовал Клён, будто до него дотронулось что-то тёплое и ласковое. Проснулся Клён. А это к нему прилетел тёплый весенний Ветер.

Довольно спать, - зашептал весенний Ветер. - Просыпайся, весна приближается.

Да где же она - весна? - спросил Клён.

Ласточки на крыльях несут, - говорит тёплый Ветер. - Я прилетел из далёкого края, от тёплого моря. Весна идёт полями - зацветает цветами, красавица. А ласточки на крыльях несут многоцветные наряды.

Вот о чём поведал тёплый весенний Ветер Клёну. Клён вздохнул, расправил плечи. Зазеленели почки. Идёт весна-красна.

Большое и маленькое

У коровы Лыски родился Телёночек. Он ещё маленький, даже дрожит. Припал Телёночек к матери, напился молока, и захотелось Телёночку погулять.

Пошёл он по двору, видит - сидит маленький зверёк. Дотронулся Телёночек до маленького зверька, а на нём пух мягкий-мягкий, мягче, чем материнское вымя.

Дивится маленький зверёк на огромного зверя - телёнка, сжался и сидит себе тихо-тихо.

Кто ты такой? - спрашивает Телёночек.

Я старая Крольчиха, - отвечает маленький зверёк.

Неужто ты старая Крольчиха? - удивляется Телёночек. - Значит, у тебя и детки есть?

Есть у меня маленькие детки - крольчата. А ты кто?

Я маленький Телёночек, - отвечает Телёночек. - Я только что родился.

Неужто ты только что родился? - удивилась старая Крольчиха. - Чудно: ты ж ещё маленький, а уже такой огромный…

А ты уже старая Крольчиха, а такая маленькая, - ещё больше удивился Телёночек. - Неужели всё на свете такое чудное?

Два мотылька

Над зелёным лугом летали два мотылька. Один белый, а другой красный. Встретились, сели на зелёном листочке да и похваляются. Белый мотылёк говорит:

Мои крылья самые красивые: я похож на белое облачко.

А красный мотылёк себя хвалит:

Нет, мои крылья красивее: я похож на солнышко.

Зашло солнце, наступила ночь. Оба мотылька посерели.

Флейта и Ветер

В саду на лавке сидел Музыкант. Он играл на флейте. К его чудесной песне прислушивались и птицы, и деревья, и цветы. Даже Ветер прилёг под кустом и с удивлением слушал игру на флейте. Играл Музыкант про солнце в голубом небе, про беленькое облачко, про серенькую пташку-жаворонка и про счастливые детские очи.

Замолкла песня, положил Музыкант флейту на лавку и пошёл домой. Взвился Ветер из-под куста, прилетел к флейте да и дунул со всей силы.

Загудела флейта, словно осенняя непогода под стрехою. Подул ветер ещё сильнее, а флейта не играет - гудит да и гудит.

«Отчего так? - думает Ветер. - Я легко могу вырывать дубы с корнями, скидывать крыши с домов. Почему же флейта на покоряется мне - не играет?»

Кому же идти за дровами?

На краю села жила вдова с тремя сыновьями. Два сына уже взрослые юноши, высокие, статные, славные, красивые. А третий - подросток Юра - маленький, тоненький, как тростинка.

Было это зимой. Выпал глубокий снег, дул северный ветер, трещал мороз. Мать говорит - как будто сама себе, но чтобы дети слышали:

Холодно, дети. А дров нет… Кому же за дровами идти?

Молчат старшие сыновья, нагнули головы, смотрят в землю и печь колупают.

Я пойду за дровами, мама, - сказал младший сын.

А мороза ты не боишься? - спрашивает мать и на старших сыновей поглядывает.

Нет, не боюсь, - отвечает сын и одевается.

Ну что ж, иди, Юра, - сказала мать, крепко подпоясала и поцеловала сына.

Пошёл Юра. И сразу стало в хате так тихо, будто всё живое, что есть на свете, прислушивалось и думало: что же будет? И ветер на дворе затих. Два старших сына подняли головы, посмотрели на мать и сказали:

Мы тоже пойдём в лес, мама.

Идите, сыны, - прошептала мать и заплакала от радости.

Камень

На лугу, под раскидистым дубом, много лет была криница. Она давала людям воду. Под дубом подле криницы отдыхали путники.

Как-то раз к дубу пришёл парень. Он любил баловаться. Вот он и подумал:

«А что будет, если я возьму вот этот камень и кину его в криницу? Вот, наверное, булькнет сильно!»

Поднял камень, кинул его в криницу. Булькнуло сильно. Парень засмеялся, побежал и забыл про свой поступок.

Камень упал на дно и закрыл жерло.

Вода перестала наполнять криницу.

Криница засохла.

Засохла трава возле криницы, и дуб засох, потому что подземные ручейки потекли куда-то в другое место.

На дубу перестал вить гнездо соловей. Он полетел на другой луг.

Замолкла соловьиная песня.

Грустно стало на лугу.

Много лет миновало. Парень стало дедом. Однажды пришёл он на то место, где когда-то был зелёный луг, стоял раскидистый дуб, била прохладная криница.

Не стало ни луга, ни дуба, ни соловья, ни криницы. Только песок, ветер вздымает тучи пыли.

«Куда ж оно всё подевалось?» - подумал дед.

Дуб под окном

Молодой лесник построил в лесу большой каменный дом и посадил дуб под окном.

Шли годы, вырастали у лесника дети, разрастался дубок, старел лесник.

И вот через много лет, когда лесник стал дедушкой, дуб разросся так, что закрыл окно.

Стало темно в комнате, а в ней жила красавица - лесникова внучка.

Срубите дуб, дедушка, - просит внучка, - темно в комнате.

Завтра с утра начнём, - отвечает дедушка.

Наступило утро. Позвал дедушка троих сыновей да девятерых внуков, позвал внучку-красавицу и сказал:

Будем дом переносить в иное место.

И пошёл с лопатой копать ров под фундамент. За ним пошли три сына, девять внуков и красавица-внучка.

© 2024 pechivrn.ru -- Строительный портал - Pechivrn